Андрэ Моруа - О тех, кто предал Францию

Подготовив проект пакта совместно с советским послом в Париже Потемкиным, Лаваль поехал для подписания его в Москву, сопровождаемый целым легионом журналистов.

В то самое время, как Лаваль в беседе с журналистами, составлявшими его свиту, уверял, что Франция искренно стремится поддерживать дружественные отношения с СССР в духе франко-советского пакта, французский посол в Берлине, Франсуа Понсе, имел очередную беседу с Гитлером. Он довольно часто посещал рейхсканцлера, но на сей раз, во время московских переговоров, он особенно добивался приема, чтобы повторить Гитлеру то, что Лаваль доверительно сообщил германскому послу в Париже перед тем, как отправиться в советскую столицу.

На обратном пути из Москвы Лаваль официально представлял французское правительство на похоронах маршала Пилсудского. Здесь он встретился с командующим германским воздушным флотом Герингом. В течение двух часов Лаваль и Геринг беседовали, запершись в номере гостиницы «Европа» в Варшаве.

Геринг встретился еще с одним деятелем во время своего пребывания в Польше. За гробом Пилсудского он шел рядом с маршалом Петэном. Геринг и Петэн встречались уже раз — на похоронах югославского короля Александра. Печать подчеркивала тогда сердечность, с какой отнеслись друг к другу оба участника первой мировой войны. На сей раз после похорон между ними состоялась конфиденциальная беседа. Маршал Петэн вернулся во Францию с убеждением, что франко-советский пакт надо сделать беспредметным.

Вскоре же после возвращения во Францию Лаваль увидел, как его внутриполитические расчеты разлетаются в прах. Муниципальные выборы в Париже дали блистательную победу левым партиям. Особенно большого успеха добились коммунисты, завоевавшие большинство в окружающих Париж пригородах, в индустриальном «красном поясе» столицы. В Обервилье — округе, где Лаваль был мэром, — коммунисты нанесли поражение его сторонникам, несмотря на энергичную предвыборную кампанию, которой лично руководил сам министр.

Лаваль тотчас же начал воздвигать всяческие препятствия на пути к ратификации франко-советского пакта. Хотя по французской конституции не требуется ратификации таких договоров парламентом, Лаваль настоял, чтобы в данном случае была применена парламентская процедура. В результате окончательная ратификация затянулась до тех пор, пока не ушел сам Лаваль. Он изобретал всевозможные придирки и отговорки, чтобы отложить переговоры между французским и советским генеральными штабами, которые на основании подписанного в Москве соглашения должны были начаться в июне 1935 года. Всякому политическому наблюдателю было совершенно ясно, что французский министр иностранных дел не имеет ни малейшего желания воплощать в жизнь пакт с СССР. Он решил просто приобщить его к своей коллекции клочков бумаги.

В июне 1936 года, после падения кабинета Фландена, Пьер Лаваль возглавил новое правительство, оставив за собой портфель министра иностранных дел. Приблизительно в это же время полковник де ла Рок объявил от имени «Боевых крестов»: «Близок, очень близок день, когда мы возьмем власть в свои руки. Наши самолеты не будут показываться до тех пор, пока не наступит время нанести удар. Этот миг приближается». Через несколько дней после того, как Лаваль вступил в должность премьера, «Боевые кресты» в широком масштабе возобновили свои демонстрации в Париже и в провинции. В Алжире, во французской Северной Африке, в демонстрации участвовали тысячи, а над головами демонстрантов кружили и гудели тридцать самолетов «Боевых крестов».

Левые тоже мобилизовали свои силы. В Париже состоялся первый официальный митинг Народного фронта. Главными ораторами были социалистический лидер Леон Блюм, коммунистический лидер Морис Торез и вновь появившийся на горизонте лидер радикал-социалистов Эдуард Даладье. По своему значению митинг был событием из ряда вон выходящим — он официально освящал соглашение между мелкой буржуазией и рабочим классом о совместных действиях. Обращаясь к переполнившим зал слушателям, Даладье выразил свою благодарность за то, что он имеет возможность говорить перед рабочими — социалистами и коммунистами. «Как представитель мелкой буржуазии, — восклицал он, — я утверждаю, что средние классы и рабочий класс — естественные союзники». Громовым эхо отозвался по всей стране парижский митинг. По всей Франции были созданы комитеты Народного фронта, взявшиеся за подготовку объединенных демонстраций левых элементов в день национального праздника 14 июля.

В день 14 июля — годовщину взятия Бастилии — Париж увидел самую величественную, воодушевленную и красочную демонстрацию, какую знает новейшая история Франции. Полмиллиона людей шествовали сомкнутыми рядами. Во главе бесконечных колонн шли Даладье, Блюм и Торез. На исторической площади Бастилии лидеры дали торжественную клятву бороться против фашизма и войны за свободу, равенство и братство.

На Елисейских полях демонстрировали тысяч тридцать из организации «Боевых крестов» под охраной плотной стены полицейских, отгораживавших их от колонн Народного фронта. Было ясно: в Париже легионам полковника де ла Рока будет, во всяком случае, мудрено осуществить свои угрозы.

Вскоре после того как Лаваль встал во главе правительства, Муссолини дал ему знать, что он стоит за возобновление пакта четырех держав. Лаваль тотчас же выразил согласие и начал переговоры с германским послом в Париже. Но переговоры были внезапно прерваны политической сенсацией. В июле 1935 года было опубликовано англо-германское морское соглашение.

Это соглашение подорвало престиж Лаваля. Он сделал попытку укрепиться при помощи ряда чрезвычайных декретов. Железнодорожникам, докерам и государственным служащим преподнесли новую урезку заработной платы. В портовых городах Тулоне и Бресте вспыхнули забастовки, которые были подавлены с помощью колониальных войск.

В результате — шестеро убитых и десятка два раненых. Атмосфера, и без того насыщенная электричеством в результате постоянных провокаций со стороны фашистских лиг, сгущалась с каждым днем. Генерал Вейган был восстановлен на действительной службе.

С приближением весны отовсюду поползли слухи о неизбежном столкновении. Малейший инцидент мог повлечь за собой серьезнейшие последствия. Хотя не было никаких сомнений в том, что большинство французского народа настроено против фашистов, Лаваль и пальцем не пошевелил, чтобы прекратить демонстрации, военизированные шествия и пробные мобилизации «Боевых крестов». В этой атмосфере нервного напряжения и беспокойства, предвещавших попытку переворота и уличные бои, Лаваль отправился в Женеву.