Андрэ Моруа - О тех, кто предал Францию

Министры — противники Мюнхена—потребовали, чтобы против итальянских провокаций были предприняты официальные шаги. И вот палата оказалась свидетельницей клятвенных заверений «миролюбца» Боннэ. Он обошел молчанием тот факт, что Италия денонсировала римское соглашение, подписанное Лавалем в январе 1935 года. Взамен он заверил, что «ни дюйма французской территории не будет уступлено». Депутаты мрачно улыбались новой шутке, пробежавшей по рядам: «Похоже на то, что Боннэ подкуплен французским правительством!»

Сломив общую стачку, Даладье, больше чем когдалибо, чувствовал себя Наполеоном. Он решил теперь совершить поездку по французской Северной Африке. При этом он преследовал двоякую цель: дать косвенный ответ на итальянские требования и укрепить связи между метрополией и колониями. Была у него и еще одна побудительная причина: его триумфальная поездка должна была развеять заветные грезы Боннэ о посте премьера. Как сказал мне секретарь Даладье, «это путешествие, если оно будет иметь тот успех, на который мы рассчитываем, надолго лишит Боннэ попутного ветра».

В течение десятилетий главным центром империи была французская Северная Африка. Были у Франции и другие богатые и экономически развитые колонии: на Дальнем Востоке — Индо-Китай, с его рисом и минеральными богатствами; у южно-африканского побережья — большой, далекий остров Мадагаскар; имеющие стратегическое значение острова в южной части Тихого океана; несколько владений в Америке; на Ближнем Востоке — важные подмандатные территории — Сирия и Ливан. Но главным фундаментом империи была Северная Африка. Алжир, Тунис и Французское Марокко, так же как и остров Корсика в Средиземном море, играли роль обширных резервных складов зерна и вина.

Французская Северная Африка была также резервуаром воинской силы. Как раз путем больших военных наборов среди туземного населения французские военные руководители рассчитывали компенсировать, в случае войны, невыгодное положение Франции, вызванное более низкой рождаемостью в стране.

Этим объясняется также, почему основной задачей французской стратегии на море была охрана средиземноморских коммуникаций с Северной Африкой. В этой части земного шара наиболее угрожающим соперником Франции была Италия с ее великодержавными мечтами.

Маршрут Даладье проходил через Корсику, Тунис и Алжир. Повсюду население устраивало шумные демонстрации в честь демократической Франции. Во время путешествия премьер произнес большое количество речей. Он говорил о твердом решении Франции блюсти целостность Французской империи.

— Мы дадим отпор, — восклицал он, — любому нападению — прямому или косвенному, произведенному при помощи силы или хитрости, — и сделаем это с решимостью и энергией, которым ничто в мире не может противостоять.

В то самое время, как он это говорил, полным ходом развертывалось косвенное нападение на Францию в крупном масштабе: войска Франко, итальянские легионеры и национал-социалистские танки двигались на Барселону.

Положение испанских республиканцев было отчаянным.

Как обнаружилось из позднейших официальных отчетов, они располагали на передовых линиях всего-навсего 30 000 винтовок. Запасы амуниции пришли у них к концу. Их авиация имела дело с десятикратно превосходящей ее по численности авиацией противника. Испанская республика слала в Париж отчаянные просьбы о помощи. Два парохода с советским оружием и снаряжением уже несколько недель стояли на якоре в одном из французских атлантических портов, ожидая разрешения переплыть франко-испанскую границу. Боннэ сказал «нет». Даладье сказал «нет». Франко продолжал наступление.

Чем ближе подходил он к Барселоне, тем больше росло возбуждение в Париже; даже те депутаты, которые прежде не сочувствовали республиканцам, теперь высказывались за помощь им. Участь отступающих армий, страдания гражданского населения, в течение стольких месяцев выдерживавшего голод и бомбардировку, вызывали глубокое сочувствие. Но Невиль Чемберлен, вернувшись из Рима, где ему был оказан ледяной прием, послал к Даладье и Боннэ своего представителя, чтобы напомнить им о необходимости держать франко-испанскую границу закрытой. И вот, несмотря на растущую волну гнева в левых кругах, Даладье и Боннэ отвергли просьбу испанского министра иностранных дел, который приехал в Париж. Русскому снаряжению пришлось ждать, пока падение Барселоны не стало вопросом дней. Тогда было получено разрешение на его отправку. Разумеется, оно прибыло слишком поздно.

В январе 1939 года Барселона пала. Через две недели войска Франко появились на французской границе. Сотни тысяч бойцов и граждан бежали из республиканской Испании во Францию. Здесь их поместили в лагери. Они страдали от равнодушия властей, от жестокого холода и плохого питания. Анри де Кериллис писал тогда, что царящий в лагерях для беженцев хаос свидетельствует о позорной неспособности французских гражданских и военных властей что-нибудь должным образом организовать. Правые газеты ответили кампанией против «шантажирования жалостью» и требованием выдачи «испанских преступников» генералу Франко.

История унижения Франции пополнилась новой страницей. Сенатор Леон Берар, кандидат Лаваля на предстоявших президентских выборах, дважды ездил в Бургос для переговоров о признании Францией правительства Франко. Генерал не принял его. Целыми днями Берар обивал пороги министерства иностранных дел Франко в ожидании аудиенции. Пришлось пообещать Франко все золото, депонированное испанскими республиканцами, и все оружие, которое они сложили на французской границе, прежде чем он удостоил дать согласие на свое признание. Палата вынесла решение о признании незначительным большинством в 323 голоса против 264, при наличии около 20 воздержавшихся. Больше трети депутатов, принадлежащих к партии самого Даладье, голосовали против признания Франко.

В Рим был отправлен эмиссар. Это был друг Лаваля, директор Индо-Китайского банка Поль Бодуэн. В качестве главы франко-итальянского треста, имевшего монополию на добычу соли в итальянской Восточной Африке, Бодуэн был в столице Италии частым гостем. У него были связи с самыми влиятельными лицами в итальянских политических кругах. Деловые интересы и политические симпатии делали его ярым сторонником сближения с Италией. Что предложил он в Риме, об этом можно только догадываться: долю в прибылях Суэцкого канала, новый статут для итальянцев в Тунисе, может быть, порт Джибути — конечный пункт единственной железной дороги в Абиссинии. В то время распространялись россказни о том, будто Джибути невозможно защищать. Высшие чиновники Кэ д'Орсэ говорили мне, что они подозревают Боннэ в намерении устроить сделку, уступив Италии Джибути.