Андрэ Моруа - О тех, кто предал Францию

Но нынешняя война была войной нового типа, а этот пожилой офицер запаса еще думал мыслями 1914 года. Даже если бы пропаганда оказала слабое воздействие на германских солдат, она могла бы подействовать на самих французов. Немного остроумия рассеяло бы скуку во время бесконечного рытья окопов на берегах Рейна, оживило бы настроение в казематах, в которых почти нигде нельзя было стоять выпрямившись и которые в июне — во время половодья на Рейне — начало заливать водой. Почему последнее слово обязательно должно быть за врагом?

Такую же «дружбу» можно было наблюдать на самой линии Мажино вплоть до начала июня.

Я посетил форт близ Лонгви, к юго-востоку от Монмеди — северной оконечности линии Мажино. Дальше шла уже относительно слабая линия укреплений, которую немцы прорвали в мае. Они пробовали сначала прорваться у Монмеди, но французские орудия причинили им большие потери. Наш форт врезывался подобно мысу в неприятельскую территорию. Я стоял на залитом солнцем возвышении, откуда были видны германские линии. Французские солдаты на глазах у неприятеля возводили проволочные заграждения.

— И немцы не стреляют? — спросил я. Я не мог удержаться от этого вопроса, хотя заранее знал ответ. Но после майского прорыва и вторжения немцев в северную Францию я никак не ожидал такого благодушия на фронте.

— Они тоже работают, и мы не стреляем в них, если они нас не трогают, — ответил сопровождавший меня молодой капитан. Мы присели и стали наблюдать клубы дыма, подымавшиеся за германскими передовыми постами: это французская артиллерия пристреливалась к возможной цели.

— Сегодня ночью будет перестрелка, — сказал капитан. — Германская артиллерия уже пристрелялась.

Я заметил, что в деревне, где стояли немцы, — она была не больше, чем в четверти мили от нас, — все дома были целы. Но я решил не задавать больше нескромных вопросов. Нам надоело жариться на солнце, и мы спустились в казематы линии Мажино. Это было похоже на спуск в угольную шахту. Мы нырнули на лифте в недра земли, а затем прошли около мили тоннелем; по дороге нам попадались солдаты на велосипедах и электрические поезда, перевозившие по узкоколейке амуницию.

На линии Мажино солдаты работали, ели и спали под землей. Они редко выходили на солнце. Если их выводили наверх — глотнуть свежего воздуха, они, вероятно, чувствовали себя, как люди, которых подставляют под пули.

Когда меня угощали коньяком в офицерской столовой (тоже под землей), я сказал: — Пожалуй, эти укрепления действительно неприступны.

— Да, можете не сомневаться, — был ответ.

Разговор этот происходил 1 июня, а 14 июня — в день вступления немцев в Париж — была прорвана и линия Мажино.

Таков был конец одной из легенд нашего времени — легенды о неприступности линии Мажино. Наивная вера французского генерального штаба в эти укрепления — одна из причин трагедии 1940 года, закончившейся разгромом Франции.

Французский генеральный штаб не мог не знать, что германские войска попытаются прорваться в долине реки Маас, так как этот район был одним из самых слабых в системе французской обороны. Еще несколько лет тому назад де Голль в своей книге писал:

«Высоты на рубеже Мозеля и Мааса, граничащие с одной стороны с Лотарингским плато, а с другой — с Арденнами, представляют, правда, значительные препятствия. Но эти реки неглубоки, и достаточно одной ошибки, какойлибо неожиданности или минутной оплошности, чтобы потерять эти позиции и обнажить свой тыл при всяком отступлении в Эно или во Фландрии. На этих низких равнинах не найти никакой естественной преграды, на которую могла бы опереться линия сопротивления; там нет линии господствующих высот и нет рек, текущих параллельно фронту. А еще хуже то, что географические условия благоприятствуют нападающему, предоставляя ему многочисленные пути для вторжения, как, например, долины рек Мааса, Самбры, Скарпы и Лисы; здесь реки, шоссейные дороги и железнодорожные линии служат как бы проводниками противнику».

Именно здесь немцы и сосредоточили свои атаки, двигаясь на юг вдоль Мааса через Голландию и Бельгию по линии Маастрихт — Льеж — Намюр на Рокруа, Мезьер и Седан во Франции. Эту часть французской долины Мааса защищали две армии: 9-я, под командованием генерала Корапа, а на правом фланге — в секторе Седана — 2-я, под командованием генерала Хюнтцигера. Армию Корапа нельзя было назвать сильной. Генерал Корап неоднократно обращался в штаб главного командования с просьбами о дополнительных материалах для укреплений и дополнительном вооружении для войск.

Посещавшим его военным корреспондентам он всегда говорил одно и то же — нехватает припасов. Когда германские бронетанковые дивизии прорвались во Францию, этого генерала сделали козлом отпущения; но действительная ответственность падает на генеральный штаб, как было, на мой взгляд, достаточно ясно установлено расследованием, произведенным после прорыва.

Рейно произнес в сенате речь, в которой косвенным образом подверг критике генеральный штаб. «Так как Маас якобы трудно пересечь, — говорил он, — то эту реку ошибочно рассматривали как грозное препятствие для противника. Вот почему французские дивизии, на которые была возложена защита Мааса, были малочисленны и растянулись вдоль реки на большом расстоянии. А вдобавок туда поставили армию генерала Корапа, которая состояла из недостаточно обученных дивизий, слабо укомплектованных офицерским составом. Лучшие войска, образующие часть левого фланга, были направлены в Бельгию.

«Маас — река, которую трудно форсировать, но и трудно защищать. Фланговый пулеметный огонь невозможен, и подвижные войска могут здесь легко просачиваться. К этому можно добавить, что более половины пехотных дивизий армии Корапа еще не достигли Мааса, хотя они двигались по кратчайшему пути. Но и это еще не все. Вследствие невероятных ошибок, виновники которых понесут наказание, мосты через Маас не были разрушены. По этим мостам прошли германские бронетанковые дивизии, которым предшествовали бомбардировщики, атаковавшие разбросанные дивизии, плохо укомплектованные кадрами и плохо подготовленные к таким атакам. Легко понять теперь разгром и полную дезорганизацию армии Корапа.

«Так была сломана ось, на которую опиралась французская армия... На нашем фронте образовалась брешь протяжением в 60 миль. В эту брешь ворвалась германская армия, состоящая из моторизованных дивизий, которые, осуществив широкий прорыв в направлении Парижа, повернули на запад — к морю, выйдя в тыл всей нашей системе укреплений вдоль франко-бельгийской границы и угрожая войскам союзников, действовавшим еще в Бельгии. Приказ об отступлении этих войск был дан лишь вечером 15 мая».