Франц Меринг - История войн и военного искусства

Наполеон по его предложению должен был пожертвовать некоторыми не очень значительными позициями, сохранив за собой всю полноту власти, которую ему давало господство над Францией, Голландией, Испанией и Рейнским союзом.

Поведение Меттерниха указывало на то, что он действительно хотел мира. Он хотел создать своей стране снова почетное и независимое положение между Францией и Россией. Военные планы и стремления были чужды ему и еще более чужды его владыке, императору Францу. Наполеона он боялся гораздо больше, чем царя, а тем более прусского короля: последним он мог скорее что-нибудь предложить, чем первому.

Вообще он не ошибся в расчетах. Союзники очень долго колебались, прежде чем приняли австрийские мирные предложения. Они сделали это в конце концов 27 июня Рейхенбахским соглашением, но лишь с условием, что в случае если Наполеон не примет до 20 июля предложения Меттерниха, Австрия немедленно возьмется за оружие и подкрепит их силой в 150 000 чел. Они были убеждены, что Меттерниху не посчастливится у Наполеона, и они не обманулись.

Когда Меттерних прибыл 25 июня в Дрезден для переговоров с Наполеоном, он был встречен горячими упреками в фальшивой игре австрийского кабинета. Император не хотел ничего слушать об австрийских мирных предложениях, что не следует, однако, приписывать исключительно его упрямству и высокомерию, как это много раз делалось. Он все еще являлся победителем в борьбе, и хотя жертвы, которых от него требовали, были сравнительно незначительны, но речь шла о провинциях и городах, которые находились еще в его руках. Лишь герцогство Варшавское было занято Россией, крепости по Одеру были, по крайней мере, осаждены союзными войсками, но Иллирия и ганзейские города были совершенно неоспоримыми владениями Наполеона. Требовать добровольной отдачи того, что не могло быть отнято у него оружием, являлось претензией, которую отклонил бы на его месте всякий самодержец, тем более что главная часть добычи приходилась на долю посредничавшей державы, которая даже не запачкала своих рук в этом деле.

Наполеон и Меттерних поняли, что дальнейшие переговоры бесцельны. Если они и согласились продлить перемирие до 16 августа и созвать за это время мирный конгресс в Праге, то это случилось лишь потому, что обе стороны нуждались еще в некотором времени для своих вооружений. С русскими и особенно с пруссаками Меттерниху на этот раз не повезло. Они не делали тайны из того, что в крайнем случае они будут продолжать войну и без Австрии. С этой стороны у Меттерниха также требовали ясного решения: он уже не мог теперь выйти из игры, не поставив Австрию в опаснейшее положение, независимо от того, французы ли или союзники одержат верх на поле сражения.

При таких обстоятельствах из мирного конгресса в Праге получился чистый фарс. Дело не дошло даже до общего заседания уполномоченных; обменялись лишь несколькими ядовитыми нотами по чисто формальным вопросам. До 16 августа, когда истек срок перемирия, не было сделано даже и попытки к деловому обсуждению вопросов.

За время прекращения военных действий обе стороны энергично вооружались, и оба враждебных войска достигли почти равновесия своих сил. Союзники располагали в открытом поле 492 000 чел., в том числе 165 000 пруссаков, в Польше же генерал Бенигсен формировал новое русское войско. Наполеон имел против них 400 000 чел., за исключением гарнизонов крепостей, находившихся на театре войны; в коннице и артиллерии он также был относительно слабее своих противников, но вместе с тем он имел бесценное преимущество единоличного военного командования.

Чтобы защитить свои земли от нападений Наполеона, ведшего до сих пор войну как нападающая сторона, союзники разделили свои войска на три армии. Сильнейшая из них, достигавшая чуть ли не половины их общих сил, стояла в Богемии, так как в первую очередь ожидалось большое наступление Наполеона на Вену. Этим войском командовал князь Шварценберг — австрийский магнат, не отличившийся ни в одном сколько-нибудь заметном деле, имевший к тому же в своем лагере трех монархов. Туда входили все австрийские силы, а также русские и прусские части. Из прусских войск — корпус генерала Клейста, которому в качестве начальника штаба был дан Грольман.

Вторая и самая меньшая армия — она насчитывала около 100 000 чел. — стояла в Силезии под командой Блюхера, который пока также не одержал еще ни одной победы, но прекраснейшим образом зарекомендовал себя в весенней кампании. После смерти Шарнгорста главным его советником был теперь Гнейзенау. Эта армия состояла из трех неравных частей: двух русских, одной большей, приблизительно в 40 000 чел., другой меньшей, приблизительно в 18 000 чел., и одной прусской части под командой генерала Йорка. Если оба русских генерала неохотно подчинялись прусскому командованию, то Йорк был непримиримым врагом Гнейзенау. При всех своих военных добродетелях он был слишком привержен к методическому ведению войны старой школы; гениальный метод Гнейзенау, в совершенстве усвоившего наполеоновскую стратегию и тактику, не мог не вызывать со стороны Йорка в высшей степени отрицательного отношения к себе. К этому прибавлялась еще и личная зависть, так как Йорк был более старым генералом, чем Гнейзенау.

Наконец, третья армия была приблизительно наполовину больше, чем силезская; она была расположена на севере, главным образом в маркграфстве Бранденбург, с целью прикрытия Берлина, и находилась под командой шведского кронпринца, который, как это ни забавно, считался в лагере союзников несравненным военным гением лишь потому, что он был когда-то французским маршалом. Между тем Бернадот решительно ничем не отличился в бытность свою на французской службе. Своим маршальским достоинством он скорее был обязан тому, что приходился зятем одному из братьев Наполеона, чем своим выдающимся военным заслугам; по сравнению с Даву, Массеной, Неем, Сультом и другими маршалами он всегда стоял во втором ряду и даже при помощи Наполеона не мог с ними сравняться. Позднейшие его военные успехи оказались такими же скромными, как и прежние, хотя новые исследователи предполагают, что зависть подчиненных ему прусских генералов представила его вялую и двусмысленную тактику в чересчур черном цвете.

Ядро северной армии составляли две группы прусских войск, из которых одна состояла под командованием генерала Бюлова, а другая — генерала Тауенцина. Тауенцин был придворным генералом, который очень слабо проявил себя в 1806 г. и очень невысоко расценивался генералом Гнейзенау. Он удерживался лишь вследствие благоволения короля и царя; но все же его корпус, состоявший целиком из ландвера, употреблялся преимущественно для осадных действий. Несравненно выше его был генерал Бюлов, хотя он, подобно Клейсту и Йорку, склонялся более к старой школе; начальником его штаба был Бойен. Наряду с прусскими корпусами к северной армии принадлежал еще один русский корпус под командованием генерала Винценгероде, 24 000 мало пригодных к бою шведов, приведенных Бернадотом, и, наконец, всякая мелочь, состоявшая из отрядов, рассыпанных между Эльбой, Одером и морским берегом: русско-немецкие легионы 1812 г., остатки люцовцев, мекленбургский ландвер и еще несколько тысяч ганноверских и английских солдат.