Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Даладье склонялся к умиротворению Германии, хотя иногда высказывался довольно резко. Он считал, что главной союзницей Франции должна быть Британия, и вполне разделял антисоветские идеологические установки французских центристов и правых. Он выступал против конкретизации франко-советских договоренностей о взаимной помощи, был настроен против штабных переговоров с советским высшим командованием, противился предоставлению Красной армии прав прохода через Польшу и Румынию для нанесения удара по врагу. В сентябре 1938 года он вместе с германским поверенным в делах в Париже сокрушался о том, сколько людских судеб могла разрушить война во Франции и Германии. Ведь после окончания военных действий, «вне зависимости от того, кто победит, во Франции, точно так же как и в Италии с Германией неизбежно произойдет революция. Советская Россия не упустит возможности распространить мировую революцию на наши страны...». Казаки, жаловался он позднее американскому послу в Париже, «Европой будут править казаки». 37 Некоторые историки считают, что французский премьер был в 1939 году твердым сторонником сотрудничества с Советским Союзом, хотя, как увидит дальше читатель, факты не подтверждают такой позиции. Ни Бонне, ни Даладье не были теми людьми, которые могли наладить связи с Советским Союзом перед лицом растущей нацистской угрозы.

Слабая позиция англо-французов касательно Чехословакии не осталась незамеченной. Майский сообщал о разговоре со своим чешским коллегой Яном Масариком, произошедшем 6 августа, в котором последний жаловался на упорное давление со стороны Британии на чехословацкое правительство с целью сделать «максимально возможное количество уступок судетским немцам». Почти еженедельно министр иностранных дел, лорд Галифакс вызывал к себе Масарика, чтобы потребовать новых уступок, ускорения переговоров и скорейшего заключения соглашения. Чуть ли не каждые две недели Масарику приходилось летать в Прагу, чтобы доставить туда новые требования Лондона об уступках. 38 На встрече двумя днями позже, 8 августа, с Олифантом, помощником постоянного замминистра иностранных дел, Майский заметил, что «все действия британской дипломатии в Чехословакии направлены не на обуздание агрессора, а на обуздание жертвы агрессии...». Олифант пытался защищать свою позицию, но без особой убежденности, соглашаясь, что точку зрения Майского на британскую политику разделяет почти вся Европа. 39 Неделей позже Майский высказал примерно то же самое Галифаксу. Советский Союз, говорил он, глубоко обеспокоен «слабостью и близорукостью» англо-французской политики, которая могла только поощрить развитие агрессии. Тогда ответственность за новую мировую войну будет целиком лежать на западных державах. Громко англо-французы могли говорить только в Праге, о необходимости уступок, а в Берлине, где Гитлер игнорировал все их требования, они только лишь мягко возражали. К удивлению Майского, как он выразился, Галифакс не сделал даже попытки защитить британскую политику. 40

Подобным же образом чешский посланник в Париже Стефан Осусский предупреждал, что урегулирование судетской проблемы может стать предметом торга между Францией, Англией и Германией, расплачиваться за который придется Чехословакии. «Англичане и французы, поскольку они поддерживали и защищали нас, будут присваивать себе право рекомендовать нам, как мы в Чехословакии должны решить [Судетский] вопрос. Вот почему следует ожидать, что нажим Англии и Франции на Чехословакию будет становиться тем более сильным и значительным, чем решительнее Германия будет ставить урегулирование судетского вопроса условием возвращения Германии к политике переговоров с Францией и Англией». 41

Франция, в глазах чешских и советских дипломатов, вела себя не лучше, чем Британия. Суриц уже предвидел Мюнхен. Франция и Британия, говорил он в июле 1938 года, были не очень-то расположены защищать Чехословакию. Англичане просто хотели получить от чехов путем переговоров то, что Гитлер собирался отнять силой. Французское правительство признавало, что если оно не сможет воспрепятствовать захвату Судетских приграничных земель, то нацистская Германия займет господствующие позиции в Центральной Европе и приобретет стратегическое преимущество на случай любой будущей войны. Но в самой Франции не было согласия по этому вопросу — как его решить никто не знал. Подавляющее большинство французов не думало, что у них достаточно военной и экономической мощи, чтобы выступить в одиночку и остановить Гитлера в Чехословакии. Поэтому Франция нуждалась в союзниках, а вот тут уж, как говорил Суриц, и начинались все неразрешимые противоречия внутри французского правительства и французского общественного мнения.

«Простая логика» подсказывала в качестве естественного союзника Россию, и это мнение разделяли многие — от французских коммунистов слева до министра кабинета Поля Рейно на правом фланге. У Советского Союза, по словам Рейно, было то, чего не было у Британии было весьма немаловажно при любой войне с нацистской Германией: мощные сухопутные и воздушные силы. И все же в своих расчетах чешской политики французское правительство меньше всего рассчитывало на Советский Союз. Оно ни разу не консультировалось с советским правительством, прежде чем принять какое-либо важное решение, и ставило его уже перед свершившимся фактом, а чаще не считало нужным и сообщать. Несмотря на то, что у Франции были договоры о взаимной помощи с СССР и Чехословакией, французское правительство никогда не поднимало вопроса о совместном обсуждении вопросов обороны. Суриц объяснял французскую позицию британским влиянием. Не подвергая франко-советский пакт прямым нападкам, британцы твердо стояли на том, что не стоит обращать на него особого внимания, ибо это могло усложнить проведение мирных инициатив. И хотя сам Даладье, по словам почти всех информаторов Сурица, был довольно высокого мнения о советской военной мощи, он, принужденный решать окончательно, не порвал бы с англичанами ради Советского Союза.

Мандель и Рейно, которые выступали за более сильную французскую политику, встретились с Сурицем, чтобы убедить посла оказать давление на Даладье, даже пригрозить, что он может лишиться советской поддержки, если не будет действовать более разумно. Но Суриц не думал, что такая тактика работает, потому что Даладье в качестве реального союзника рассчитывал только на Британию. Советский посол был обескуражен:

«Когда присматриваешься здесь к печати, больше чем на половину захваченной фашистскими руками, к роли банков, трестов, реакционной военщины, когда наблюдаешь этот панический страх, смешанный с пиететом перед германской силой, немецкой «мощью», когда изо дня в день являешься свидетелем вечных оглядок, уступок, постепенной утраты своего собственного, самостоятельного лица во внешней политике, когда, наконец, видишь, как с каждым днем все больше и больше наглеет и подымает голову фашизм, то невольно возникают тревожные мысли и сомнения».