Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Тем временем в Лондоне Майский продолжал искать возможности изменения британской политики к лучшему. В начале марта он сообщил, что Чемберлен и большое число министров присутствовали на приеме в советском посольстве. Майский даже имел краткий разговор с премьер-министром, который высказал предположение, что международная ситуация улучшается и сообщил, что Гитлер и Муссолини уверяли его в желании достигать своих целей только мирным путем. Лондонская пресса раздула из этого приема целое событие, говорил Майский, назвав это знаком улучшающихся отношений. Послу не стоило бы делать столь далеко идущих выводов: визит Чемберлена мог быть тактическим ходом, чтобы сделать Гитлера более сговорчивым или просто жестом, чтобы унять оппозиционных критиков, атаковавших правительство за нежелание улучшать отношения с Советским Союзом. 36

Литвинов продолжал никому не верить. Он соглашался с рассуждениями Майского о возможных мотивах визита Чемберлена в советское посольство, но все же думал, что премьер-министр мог испытывать в глубине души сомнения относительно своей способности умерить растущие аппетиты агрессоров. Поставленному перед прямой угрозой Чемберлену могла прийти мысль, что неплохо бы «намекнуть» советскому правительству о возможности улучшения отношений. Литвинов не видел в этом ничего, кроме хитрости и маневрирования: Чемберлен хотел направить Гитлера на восток, но если бы немцы возымели мысль двинуться в противоположном направлении, тогда у британцев была бы готова для них угроза альянса с восточноевропейскими государствами. «Не буду удивлен, — отмечал Литвинов, — если ответом явятся такие же жесты по нашему адресу со стороны Гитлера». И все же, поразмыслив над целями визита Хадсона в Москву, Литвинов, казалось, вновь готов был прислушаться к возможностям, которые предлагал Лондон. «Относясь, таким образом, с достаточной долей скептицизма и недоверия к английским жестам, я, однако, считаю их далеко не бесполезными, в особенности перед лицом обостряющихся наших отношений с Японией». 37

А советско-японские отношения в то время были действительно напряженными. В 1938 году на манчьжурской границе произошло вооруженное столкновение, в котором Красная армия одержала верх. Сталин должно быть надеялся, что такой исход сможет восстановить советский военный престиж, пострадавший в результате чисток. Кроме того, японцы все глубже увязали в китайской войне, где советское правительство, не скрывая заинтересованности в отвлечении японцев от своих сибирских границ, помогало гоминьдановцам Чан Кай-ши. Нарушения японцами границы продолжались и в начале 1939 года, что взывало немалую озабоченность советского руководства. 38 Все это служило дополнительным стимулом, чтобы держать двери открытыми для любых возможностей улучшения отношений с Британией.

Майский продолжал искать признаки поворота в британской политике. 8 марта он встретился в Форин офисе на деловом завтраке с Хадсоном и Р. А. Батлером, парламентским заместителем министра иностранных дел. Уже прощаясь, Майский сказал Хадсону, что «твердо убежден, будто мы, Британская империя, неспособны выстоять против германской агрессии даже с помощью Франции, если не обратимся за сотрудничеством и помощью к России». Хадсон ответил на это, что, по его мнению, Британия и Франция сейчас как раз меняют направленность своей политики и в конечном итоге одержат верх, с помощью Советского Союза или без него. Хадсон упомянул об этом обмене мнениями в своем отчете, заключив, что такое настойчивое стремление Майского «обсудить именно эти вопросы... может свидетельствовать об определенной нервозности советского руководства». Ванситтарт был просто вне себя, когда ознакомился с этим отчетом и тут же написал Галифаксу.

«К сожалению, в том, на чем настаивает м-р Майский, слишком много правды: например, британские и французские военно-воздушные силы даже сравнивать нельзя с совокупной мощью военно-воздушных сил Германии. Поэтому очень важно, чтобы хоть часть их была оттянута на восточный фронт. Я вижу очень мало пользы в отрицании этих очевидных фактов; еще меньше пользы поддерживать изоляционистские устремления русских, вместо того, чтобы попытаться сдвинуть их с этих позиций...».

«Уверен, — заключал Ванситтарт, — что когда иностранный посол изъясняется таким образом, то его намерения вполне ясны, и лучший способ поведения тут — извлечь все возможное из складывающейся ситуации». 14 марта Галифакс оставил записку для Ванситтарта, в которой указывал, что провел беседу с Хадсоном и предупредил его о «недопустимости позиции, которая может "оттолкнуть" русских». 39

Майский в своем отчете указывает, что Хадсон ни в коей мере и не старался поощрить русских к «отдалению». Напротив, согласно записке Майского, Хадсон ясно дал ему понять, что за последние два-три месяца в британской политике наметились сдвиги. Правительство тори «твердо решило сохранить свою империю и свои позиции великой державы». Чтобы добиться этого, Британии, кроме перевооружения, понадобятся союзники и среди них — Советский Союз. «Однако, здесь, в Лондоне, многие его заверяли, что СССР сейчас не хочет сотрудничества с западными демократиями, что он все больше склоняется к политике изоляции и что поэтому бесполезно искать общий язык с Москвой». Миссия Хадсона, по словам Майского, вовсе не ограничивалась вопросами торговли и была направлена на то, «чтобы выяснить, хотим мы или не хотим сближения и сотрудничества с Лондоном». Оппозиция улучшению отношений с Советским Союзом была «почти преодоленной». Хадсон был готов обсудить в Москве любой вопрос, экономический или политический, хотя и не имел на этот счет прямых указаний кабинета. «Именно поэтому визит Хадсона в Москву может сыграть большую роль в определении основной ориентации британской внешней политике на ряд лет вперед. Лично Хадсон очень желал бы, чтобы эта ориентация пошла по линии Лондон—Париж—Москва». Он амбициозный политик, говорил Майский, «не подлежит, однако, сомнению, что без санкций Чемберлена Хадсон не мог бы взять ту общую линию, которую он развивал в сегодняшнем разговоре». 40

Нечасто бывает, что отчеты об одном и том же разговоре так расходятся, как эти отчеты Хадсона и Майского. Если верить отчету Майского, то получается, что Хадсон сделал мощное вступление к улучшению отношений. Это могло только порадовать Ванситтарта, но огорчило бы Чемберлена, который таких полномочий своему министру не давал. И это прекрасно объясняет, почему Хадсон не поделился со своими коллегами всем, о чем говорил советскому послу. После разговора с Хадсоном, Майский признался Батлеру, что речи, которые он только что слышал, «слишком хороши, чтобы в них можно было поверить», и вообще он очень настороженно относится к политическим методам Чемберлена. 41 Но этот скептицизм никак не проявился в его докладе в Москву, и это бесспорно указывает на то, что Майский честно пытался улучшить англо-советские отношения.