Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Пока немцы вели разведку в Москве, британские дипломаты поддерживали флирт со своими германскими коллегами. Заводилами с британской стороны были Хадсон, чьи мартовские переговоры в Москве не принесли никакого результата, и Вильсон — ближайшие сподвижники Чемберлена. Правда, до сих пор неясно и очень спорно — насколько серьезно следует воспринимать эти переговоры, но остается фактом, что в июне и июле Вильсон несколько раз встречался в Лондоне с Гельмутом Вольтатом, одним из высших чиновников, ответственных за выполнение германского четырехлетнего экономического плана. Он более или менее точно повторил то, что Галифакс уже излагал ранее германскому послу: что Гитлер заходит слишком далеко, но с другой стороны целиком в его власти больше не прибегать к ней. Если он поступит именно так, то вполне возможно англо-германское сотрудничество, если же нет, тогда будет война. 18 июля, второй раз встретившись с Вольтатом, Вильсон повторил то, что уже говорил, но подчеркнул, что «инициатива должна исходить от германской стороны». Это было почти дословное повторение инструкций Молотова Астахову. 20 июля Вольтат встретился с Хадсоном, который действовал по собственной инициативе. Хадсон, не стесняясь в выражениях, предложил грандиозный план англо-германского экономического сотрудничества, колониального развития и крупный британский заем Германии, в обмен, естественно, на мирную внешнюю политику и разоружение. 22 июля вести об этой встрече, благодаря неосторожности того же Хадсона, просочились в прессу и породили подозрения, что Чемберлен и его окружение опять затевают что-то с немцами. 24 июля острые, недвусмысленные вопросы буквально заполнили зал парламента на заседании палаты общин, и Чемберлен вынужден был признать, что Вильсон тоже не раз встречался с Вольтатом. 107 Это публичное разоблачение случилось как раз в то время, когда в Берлине вновь начали обхаживать Астахова.

Чемберлен был раздосадован, и по привычке облегчал душу одной из своих сестер. Все это предание гласности британских контактов с немцами «лишило меня всякой возможности договариваться с ними по какому бы то ни было вопросу». И вот, что касалось Хадсона:

«Он неглупый человек, обладающий талантом убеждать, но у него очень плохая репутация ненадежного соратника, который всегда старается решать свои проблемы за счет собственных друзей. В особенности это проявляется в его излюбленной привычке брать идеи, над которыми другие трудились годами, и выдавать их за свои собственные, обставляя дело так, словно до него никто не мог до этого додуматься. Например, все те экономические идеи (за исключением мысли о займе), которые он выдал Вольтату за собственные, мы обсуждали в Департаменте уже на протяжении 12 месяцев, в то время как идеи относительно колоний систематизировал я сам и о них уже, собственно, известно Гитлеру... К несчастью... Хадсон был настолько доволен собой, что выболтал все прессе и это имело катастрофические последствия... так что теперь идея о займе получила как бы полуофициальный статус и теперь все любители совать нос в чужие дела... могут сложить два и два, чтобы с триумфом получить пятерку.

Теперь, я полагаю, ясно одно — Гитлер пришел к заключению, что у нас серьезные намерения и что время для... большой войны еще не пришло. В этом отношении ситуация вполне соответствует моим ожиданиям. В отличие от некоторых моих критиков я иду дальше и говорю, что чем дольше откладывается война, тем меньше шансов, что она вообще разразится, потому что мы все время совершенствуем нашу оборону и усиливаем обороноспособность наших союзников. Это именно то, чего никогда не могли понять Уинстон и К о. Вам не нужна такая наступательная мощь, чтоб одержать сокрушительную победу; что требуется — так это достаточно мощные оборонительные силы, способные не дать победить врагу, если он конечно не решит победить любой ценой, что не стоит того. Созданием таких сил мы и занимаемся...»

Когда немцы усвоят, что к чему, заключал Чемберлен, «вот тогда с ними и можно будет поговорить. Но это время для переговоров еще не наступило...». 108

Это письмо приоткрывает соображения Чемберлена относительно отношений с Германией и как бы в отражении проливает свет на его отношение к Советскому Союзу. Раздражение премьер-министра было вызвано не столько тем, что Хадсон воспользовался его собственными идеями и идеями его коллег, сколько тем, что все это просочилось в печать. А легкомысленно-милостивое отношение Чемберлена к немцам находится в поразительном контрасте с непримиримой позицией Молотова. Оба держали дверь для Гитлера открытой, но Молотов, похоже, питал на этот счет меньше иллюзий.

«Вам не нужна такая наступательная мощь, чтобы одержать сокрушительную победу...» — продолжал уверять Чемберлен. Но почему в таком случае он был так враждебно настроен в отношении альянса с Советским Союзом? Если принять логику премьер-министра, то признанная оборонительная мощь Красной армии была крайне важна для защиты Польши в частности и для всего альянса в целом. Большинство военных признавало Красную армию как очень серьезную оборонительную силу, что и было доказано успешными ее операциями против японской Квантунской армии на манчьжурской границе. Таким образом, принимая во внимание его приверженность оборонительной стратегии, позиция Чемберлена относительно альянса с Советами кажется лишенной всякой логики и непонятной, если не допустить, что она диктовалась чисто идеологическими соображениями.

В письме Хильде, датированном концом июля — как раз тем временем, когда Молотов начал проявлять интерес к германским ухаживаниям, — Чемберлен повторяет свои мысли о Хадсоне и об отношениях с нацистской Германией.

«Оплошность Хадсона принесла много вреда и ясно показала, насколько не хватает ему чувства ответственности — которая несомненно должна быть у министра. Я не хотел бы множить свои заботы, уволив его сейчас, но... В настоящее время налажены иные, более надежные каналы, посредством которых можно поддерживать контакты, ибо очень важно, чтобы те в Германии, кто хотел бы прийти к взаимопониманию с нами, не теряли присутствия духа... Мой критики конечно думают, что приходить к какому-либо соглашению с немцами без тщательной проверки их истинных намерений было бы просто ужасно... Но я не разделяю этого мнения. Давайте лучше убедим их, что шансы выиграть войну без катастрофических последствий для экономики слишком малы, чтобы надеяться на это. Но вывод из этого должен последовать такой, что у Германии есть шанс заслужить наше доброе и справедливое к себе отношение и возможность, что будут учтены все ее разумные интересы, если она откажется от идеи добиться всего этого от нас силой и сумеет убедить нас в этом...». 109