Юрий Крижанич - Записка о миссии в Москву 1641 г.

Ответ автора (т. е. Поссевина) [ 30] на предложенные затруднения: «Но нам повелевает надеяться на лучшее Тот, у Кого не изнеможет всяк глагол, и Кто особенно в наш век, на Востоке, Западе и Юге, в разных местах утвердил торжество Креста над идолами и соделал в короткое время, что на одном и том же латинском языке у различнейших народов совершается богослужение». И между прочими частностями он отмечает следующее: «с придворными можно заводить разговоры о благочестии и составлять и издавать в свет книжки на их языке». Я же, соображаясь с этим, начертал нижеследующий план моих занятий в этих краях.

Обращаюсь теперь в частности к тому способу, которым, как я полагаю, эта задача могла бы перейти в дело практическое. И потому сначала этот способ (проект) я повергаю на усмотрение Вашего Высокопреосвященства для обсуждения — пригоден ли он или {36} бесполезен, смиреннейше умоляя благоволить даровать ему Ваше покровительство и сделать из него то, что окажется наилучшим.

Итак, предполагая, как необходимое (условие успеха) содействие благодати Божией, истинное понимание Его Славы и дозволение и миссию со стороны Св. Апостольского Престола, я мог бы отважиться на это предприятие при следующих условиях:

1) Требуется найти способ проникнуть ко двору великого князя [ 31].

2) Стараться искать случая часто беседовать с ним и снискать его расположение.

3) Сохранить это расположение и заслужить еще благодарность и награды.

4) Быть осмотрительным при принятии наград, какого бы рода они не были.

5) Не оскорблять никого из епископов, бояр и иных особ.

6) Добиться дозволения печатать мои труды, по предварительном рассмотрении их епископами, дабы не пало на них никакого запрещения.

7) Наконец, с Божией помощью, раскрыть мое намерение.

О вышесказанных способах действия.

И во 1) о том, как проникнуть в Московию?

Можно проехать в нее через Россию (per la Russia), Валахию и Константинополь с послом вел. князя и с купцами; но ни из одного из этих мест я не желал бы направляться в территорию или область, подвластную князю, прежде, нежели бы был призван им, а этого я попробовал бы достигнуть следующим образом:

Так как из всех других писаний история есть наиболее полезная, во многих отношениях желательная и наименее подверженная оспариванию, то я, еще пребывая в Риме, хотел бы составить труд по христианской истории, который только в общих чертах касался бы церковной истории других наций, но зато не упускал бы (из вида) ни единой подробности о первоосновах, об успехах или упадке и утрате веры христианской среди всех наших народностей, каковы поляки, богемцы, москвитяне, болгары, черкасы (circassi), xopваты, босняки и иные [ 32]. К этому я желал бы еще присоединить перевод какого-нибудь духовного труда, легкого и удобопонятного, но полезного и забавного (giocondo), как например, «Театра Мира» [ 33] или «Церковной Монархии» Цаморры [ 34], и вместе с этим еще другие любопытные книги.

{37} Эти книги я желал бы увезти с собою или в Константинополь, или же скорее в Смоленск (Smolenca) в Россию, и послать князю историю с какою-нибудь другою книгою, духовною, оставивши прочие у себя и обещая (прислать) ему и эти, когда они будут хорошо просмотрены, и потому (намерен) просить его милостиво благоволить дозволить мне одному с его разрешения явиться и лично выразить ему свое глубокое почтение составлением (в честь его) предисловие (к книгам):

Что обозревая все личности, принадлежащие к нашим, вышесказанным народностям, я не мог в настоящее время найти никого, равного ему по величию (что не было бы ложью), и что поэтому ему одному подобает посвятить труд, содержащий в себе описание религии, войны и мира всей нашей народности, так как он среди нее — величайшая особа, способная наилучшим образом защищать и возвеличивать ее достоинство. И что поэтому я решился не служить никому иному, кроме достойнейшего из наших народных князей, и охотно отдал бы себя на служение ему, если бы только был способен к чему-либо, дарованием ли или трудами. И что, хотя все это еще ничтожно мало, тем не менее, я надеюсь не быть отринутым со стороны его светлости и милости. Я намекнул бы далее на то, что мог бы служить ему по части языков латинского, итальянского (volgare), испанского, хорватского, немецкого и греческого, как в качестве переводчика, так и в качестве посланника, а если бы ему благоугодно было, то и в качестве наставника его сыновей (при изучении) этих языков или же, скорее, как наставник в каком-нибудь свободном искусстве, пользуясь их же природным наречием. Таково было бы вступление ко двору.

Во 2) о сближении с государем.

Но так как знание языков является украшением скорее грамматика, и переводчика, нежели личности, желающей достигнуть до некоторой степени влиятельности при государе, дабы беседовать с ним почаще и более надежным образом, — то коснувшись языков только мимоходом, потребовалось бы, прежде всего, сделаться опытным (человеком) в знаниях по преимуществу государственных, касающихся религии, мира и войны; обладая в этом уже некоторыми начатками познаний, я при помощи чтения надеюсь достигнуть известного успеха. Не следует сверх того пренебрегать и низшими из свободных наук и искусств, и по этой части я уже перевел кое-что на хорватский язык, чтобы потом, с незначительными изменениями, изложить это на московском наречии; и таким образом я, по мере {38} слабых сил своих, обработал курс поэзии, красноречия, арифметики и грамматики, и несколько книжек духовного содержания [ 35]. Еще я сделал опыт перевода (курса) казуистики (li casi di coscienza) [ 36] и философии, что не показалось мне слишком трудным после моего вышеуказанного упражнения в славянском языке. Но более всего нужна мне была бы математика, хотя бы только для того, чтобы иметь со временем возможность доказать этому народу необходимость исправления календаря и невежество греков, которые этого не понимают.

О медицине и о законоведении мне нечего заботиться, ввиду того, что первая не приличествует сану духовному, а второе бесполезно для моей цели, тем более что изложение законоведения, хотя бы и в переводе, никогда не было бы принято в этих краях, или же вызвало бы волнения и смуты.

Что касается, следовательно, других историй, изящной словесности и духовных творений, то сколько из них я смог бы перевесть, столько же и желал бы выпустить в свет, с дозволения князя и по просмотре их епископами, ничуть не касаясь споров о вере, а занимаясь только другими полезными и приятными материями. Но политических рассуждений я вовсе не думаю когда-либо переводить и опубликовывать, хотя и постараюсь запастись ими для самого себя и для того, чтобы иметь возможность пользоваться ими только устно, в советах князю, дабы таким образом поддерживать и сохранять его милость (ко мне).