Олег Гончаренко - Закат и гибель Белого флота. 1918–1924 годы

После этого станция Гуково была передана под контроль Донской офицерской дружины, основу которой составляли отнюдь не только офицеры, но и казаки преклонного возраста, а также донская учащаяся молодежь. Подполковник Плохинский скомандовал остаткам батальона грузить убитых и раненых вместе с трофеями на один из поездов и двигаться в сторону станции Каменская. У станции Зверево в эшелон сели оставшиеся бойцы Офицерского батальона во главе с полковником Борисовым, и добровольцы двинулись назад, в Новочеркасск, где их ждало новое назначение — в Ростов. На вокзале в Новочеркасске были выгружены тела погибших офицеров и юнкеров для отдания им последних почестей, без промедления офицерский эшелон отправился в Ростов.

Заканчивался январь, и генерал Корнилов планировал завершить формирование своей армии. Некоторая поспешность в сборе сил диктовалась тревожными данными о готовящемся наступлении крупной группировки красных под командованием бывшего штаб-офицера Императорской армии Сиверса. Сам Корнилов планировал передоверить оборону Новочеркасска Донской армии, сосредоточившись на укреплении своей линии обороны Ростов — Таганрог. Отток добровольческих сил из Новочеркасска, казалось бы, должен был побудить правительство Дона задуматься о необходимости обороны казачьей столицы, однако никаких действий со стороны донцов не наблюдалось. На заседаниях, длинных и монотонных, робкие предложения одуматься и заняться организацией обороны области Всевеликого Войска Донского тонули в бесконечных речах и демагогии ораторов, не сознававших, а возможно и не желавших даже мысленно заглянуть в завтрашний день. По меткому замечанию Антона Ивановича Деникина, большевизм в те дни «начал проявляться в области обычными своими признаками: отрицанием краевой власти, упразднением станичной администрации и заменой ее советами, насилиями над офицерами, зажиточными казаками и буржуями, разбоями, социализациями, реквизициями и т. д.».

Впрочем, на фоне пассивного гражданского сопротивления грядущей большевистской власти в Ростове находилось немало авантюристов. Они пытались сыграть на чувствах начальства Добровольческой армии, отчаявшейся получить новых бойцов в свои ряды. Деникин вспоминал, что «Назревала мистификация и в более широком масштабе: из Екатеринодара приехал некто хан-Девлет-Гирей с предложением „поднять черкесский народ“, для чего потребовался аванс в 750 тыс. рублей и до 9 тыс. ружей. Только пустая армейская казна остановила этот странный опыт, так неудачно повторенный впоследствии».

29 января 1918 года на совещании Донского правительства выступил Алексей Максимович Каледин. Нарисовав довольно безотрадную картину царящего вокруг саботажа и преступного бездействия как среди населения, так и среди донского чиновничества, в пучине которого тонули многие замечательные оборонные и политические атаманские инициативы, Каледин печально завершил свою речь: «Положение наше безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но и настроено к нам враждебно. Сил у нас нет, и сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития. Предлагаю сложить свои полномочия и передать власть в другие руки. Свои полномочия Войскового атамана я слагаю…» Выступление Каледина вызвало бурю возмущения среди членов правительства. Они упрекали его в предательстве казачьих интересов в непростое время, в умывании рук. Члены правительства продолжали подавать реплики с мест, прибегая к туманным метафорам, и их долгие, лишенные здравого смысла, монологи вывели, наконец, Каледина из себя. «Господа! — воскликнул он — Короче говорите. Время не ждет. Ведь от болтовни Россия погибла!» И снова его призыв не возымел ровным счетом никакого действия на «заговорившееся» правительство. Бессмысленные монологи продолжились. Возвратившись с заседания правительства, Каледин написал письмо, и, затворившись в своей комнате, прилег на диван. Он поднес к виску пистолет и указательным пальцем нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. Донской атаман Митрофан Петрович Богаевский отмечал в своих воспоминаниях: «застрелился… лежа на кровати, сняв тужурку и Георгиевский крест. Смерть, очевидно, была легкая. Успел и руки сложить. Так и лежал со скрещенными руками и вытянувшись во фронт».

Собравшийся после смерти Каледина 4 февраля 1918 года Донской войсковой круг постановил организовать оборону Дона от большевиков, а еще избрал Войсковым атаманом генерал-майора Анатолия Михайловича Назарова, состоявшего некогда при Каледине Походным атаманом. Он сразу же объявил всеобщую мобилизацию, сознавая, что Новочеркасск был отрезан от Войска Донского. Но на призыв Назарова в город пришло лишь несколько небольших отрядов. Не могли подойти и добровольцы, и командование Добровольческой армии сокрушалось, что не сумело направить даже нескольких человек для выставления почетного караула у гроба Каледина. В течение нескольких часов караул несли лишь часовые из партизанского отряда сотника Грекова, верного своему атаману и после его смерти. Прибывшие казачьи отряды, увидев в Новочеркасске полную дезорганизацию управления, упадок боевого духа и, если угодно, безвластие, постепенно стали покидать город, возвращаясь в свои станицы. Прошло более полутора месяцев после гибели Каледина, прежде чем донское казачество решило восстать против большевизма. Антибольшевистское восстание началось с Урюпинской станицы, на севере Дона, но только 1-го апреля 1918 года казаки станиц Кривянской, Заплавской, Бесергеневской и Раздорской произвели налет на Новочеркасск, занятый к тому времени большевиками, однако уже 4 апреля были вынуждены покинуть город, теснимые превосходившими их силами красных.

Считается, что выстрел Каледина пробудил казачество и стал прологом к его последующей борьбе с большевизмом, однако и это, при ближайшем рассмотрении, оказывается не совсем точным заключением. Самоубийство атамана было воспринято многими его земляками как отказ от дальнейшей борьбы и сопротивления донских казаков. Атаман Назаров попытался пробудить искру энтузиазма, распорядившись напечатать значительное количество листовок-призывов, пестревших призывами: «Помогите партизанам!», «Спасите честь Родины и старого Дона! Пушки гремят уже под Сулиным!», однако они не находили отклика в казачьих городах и станицах. Население равнодушно продолжало свою будничную жизнь, словно не замечая царящего вокруг политического хаоса. Корнилов не решался оставить Ростов, хотя и понимал, что к уличным боям его армия пока не готова. Кроме того, на оставление города требовалось и согласие атамана, бросить которого на произвол судьбы Корнилов не мог и не желал. Работа по подготовке Добровольческой армии к походу шла день и ночь. Генерал Алексеев стремился обеспечить добровольцев всем необходимым и, прежде всего, создать прочную финансовую основу, без которой любое благое начинание могло обернуться любительским спектаклем. Ростовская «буржуазия» неохотно выделила средства в количестве 2 млн рублей, при одном условии: издать приказ от имени командования добровольцев о принудительной сдаче денег, для того чтобы потом оправдаться перед большевиками.