Автор неизвестен - Повесть о смуте годов Хэйдзи

Князь Нобуёри в последнее время предавался увеселениям, и в этот вечер тоже, как обычно, он выпил, улёгся и приказывал своим женщинам: «Постучи здесь!», или «Потри там!», да так и уснул и спокойно спал, ни о чём не заботясь.

На рассвете двадцать седьмого дня к нему пришёл Этиго-но тюдзё Наритика.

— Как же вы спите! Государь-то уже изволил отбыть отсюда. К тому же из сановников и придворных, что здесь вчера ночевали, никого не осталось. Видно, приходит к концу ваша судьба!

От таких вестей Нобуёри вскочил:

— Не может такого быть! — побежал в Хранилище Одного Свитка, но прежнего государя там тоже не оказалось, и Нобуёри от удивления всплеснул руками,

Князь Нобуёри в последнее время предавался увеселениям. На рассвете к нему пришёл Этиго-но тюдзё Наритика: «Как же вы спите! Государь-то уже изволил отбыть отсюда!»

прибежал назад и зашептал в ухо тюдзё: «Ты только никому не говори!» Наритика оторопел:

— Да ведь все уже знают — и Ёситомо, и все его воины!

— Ах, упустили, упустили! — воскликнул Нобуёри и хоть был он мужчина большой и тучный, но начал подпрыгивать от досады так, что заскрипели доски на веранде — чуть через потолок не выпрыгнул.

Бэтто Корэката был с Нобуёри в родстве и крепко с ним связан обещаниями, но после увещеваний Мицуёри вовремя одумался. Хоть и печально было ему идти против родни, но всё-таки помог он похитить государя. После этого в столице его прозвали тюкобэтто — «маленький бэтто среднего роста», но Левый министр князь Корэмити из усадьбы на проспекте Оомия сказал:

— В прозвище тюкобэтто иероглиф тю нужно писать не как «средний» в слове тюбай — «посредник», а использовать знак тю — «верность», как в слове тюсин — «верный вассал». Ведь Корэката, послушавшись Мицуёри, исправился и поступил, как и подобает верному вассалу, в соответствии с заслугами его предков, и заслужил знак «верность» в своём прозвище! — и все были с ним согласны в душе.

В двадцать седьмой день пронёсся слух: «Войска из Рокухара подступают ко дворцу!» Воины во дворце облачились в доспехи и ожидали нападения. Среди них выделялся военачальник Нобуёри, что разоделся в кафтан-хитатарэ красной парчи, доспех пурпурного цвета, на котором книзу цвет сгущался, завязал тесёмки шлема с пластинами-кувагата и серебряным шишаком в форме звезды, препоясался большим мечом-тати, изукрашенным золотом, и сидел на порожном брусе Дворца пурпурных покоев, Сисиндэн. Было ему двадцать семь лет, мужчина он был дородный, видный собою; что было у него на сердце — о том не ведаю, но в своих прекрасных одеяниях и доспехах он выглядел совсем как великий полководец. Его конь — тот самый вороной жеребец больше четырёх сяку и восьми сунов в холке [56] 50 Примерно 145 см. , которого Мотохира из Осю отобрал как лучшего в Шести уездах и преподнес государю-иноку, сейчас под изукрашенным золотом седлом стоял наготове мордой к востоку под померанцем справа от дворца.

Этиго-но тюдзё Наритика был в тёмно-синем парчовом хитатарэ, а доспехи у него были бледно-зелёного цвета, темневшего книзу, и пластины-украшения на доспехах были с узором из стилизованных изображений уточек- мандаринок. Светло-серый конь под седлом, изукрашенным серебром, стоял к югу от коня Нобуёри, и повёрнут головой в ту же сторону Наритика был двадцати четырёх лет, и выделялся среди прочих и поступками, и речами.

Левый конюший Ёситомо был в хитатарэ красной парчи, в доспехах с чёрной шнуровкой и в шлеме с пластинами-кувагата и пятью шейными пластинами. Лет ему было тридцать семь, видом своим он отличался от прочих и выглядел настоящим военачальником. Его вороной конь под чёрным седлом стоял у ворот Дзиккамон. Правитель Идзумо и правитель Ига выказывали нерешительность, и думал Ёситомо: «Эх, зарубить бы их!», да только начинать стычки между своими перед большим делом лишь было бы на руку врагу, потому с сожалением он отказался от мысли расправиться с изменниками.

А в Рокухара собрали на совет высших сановников и порешили: «Власть государя сильна, так решим же, когда покараем неверных вассалов! Если Хуэйлу [57] 51 Китайское божество огня; в переносном смысле — пожар. поглотит новый дворец [58] 52 Дворец, построенный сёнагоном Синдзэй во втором году Хогэн. См. св. 1 «1. О том, как учинилась распря между Нобуёри и Синдзэем». , это будет большим несчастьем для государева дома. Так что во время битвы нужно государевым войскам отступить — и разбойники, увлёкшись преследованием, выйдут из дворца. А тогда вместо них войдут во дворец государевы войска, и будут оборонять его и препятствовать пожару. Так мы выманим их на открытое место и покараем!»

Получив приказ покарать мятежников, из Рокухара выступили три военачальника — младший военачальник Левой стражи Сигэмори, правитель Микава Ёримори, правитель Хитати Норимори. Сил у них было больше трёх тысяч, и все они выступили из Рокухара к берегу реки у Шестого проспекта. Сигэмори, окинув взглядом войско, сказал:

— Вижу, сегодня собралось войско, какого ещё не бывало! Ныне девиз годов правления — Хэйдзи. Столица называется Хэйанкё. Мы — из рода Тайра, что пишется иероглифом «Хэй» [59] 53 Девиз годов правления, Хэйдзи, переводится как Мирное (хэй) правление (дзи); название столицы в то время — Хэйанкё — Столица Мира (хэй) и Спокойствия (ан). Род Тайра в соответствии с китайским чтением иероглифов, составляющих это имя, читается как Хэйкэ (хэй — мирный, ровный, спокойный, и кэ — семья, род). . И ныне, когда совпали три «Хэй», разве не победим?! — и все воины возрадовались. Войско перешло русло реки и по двум проспектам — Коноэ и Наканомикадо — подошло к проспекту Оомия. Тут они увидели, что ворота Ёмэймон, Тайкэммон и Юхомон открыты. Зайдя через эти ворота, они увидели, что ворота Дзёмэймон и Кэнрэймон также открыты, а во дворе стоит сотня оседланных лошадей. Со стороны проспекта Оомия донёсся боевой клич, и они в ответ тоже громко крикнули. Нобуёри, что находился посреди покоев Сисиндэн, переменился в лице, и его стало не узнать. Лицо его стало схожим по цвету с травой, и не было похоже, чтоб он на что-нибудь сгодился в этой битве. Попытался вскочить на коня, как все остальные — да от дрожи в коленях и шагу ступить не мог. Кое-как спустился но ступеням южного выхода из покоев Сисиндэн, подошёл к коню и даже ступил одной ногой в стремя — а дрожал так, что слышно было, как звенят нагрудные пластины панциря. Сам он взобраться на коня так и не смог, и тогда один из самураев подсадил его на коня, да он не удержался, перевесился на левую сторону и грохнулся на землю вверх тормашками. Самурай тут же подскочил и помог подняться. По лицу Нобуёри, покрытом налипшим песком, струилась кровь из разбитого носа, и являл он собой поистине жуткое зрелище. Самураи глядели на него кто с удивлением, а кто и с насмешкой.