Х Льоренте - История испанской инквизиции (Том II)

VIII. Брат Хуан де ла Вега, родившийся в Льерганесе в горах Сантандера, провинциал босых кармелитов, появился на малом аутодафе 3 октября 1743 года. С 1715 года, когда ему было тридцать пять лет, он был духовником и одним из соучастников матери Агуэды. Согласно уликам его процесса, он имел от нее пять детей. Его беседы развратили других монахинь, он уверил их в том, что его советы ведут к истинной добродетели. Он написал биографию своей главной ученицы, в которой говорил о ней как об истинном образце святости; он рассказывал множество чудес и все, что могло служить его целям. Он сам приобрел такую репутацию, что его называли восторженным. Монахи, его соучастники, повсюду разглашали, что со времени св. Иоанна Крестного не было в Испании большего монаха-подвижника, чем он. Он велел нарисовать портрет матери Агуэды, который был выставлен в алтарной части церкви; под ним было помещено двусмысленное четверостишие, сущность коего такова:

"Иисусе, пусть твоя рука посадит в моем сердце цветок;

Плод придет в свое время, ибо почва очень хороша".

I.. Многие соучастницы из невинных монахинь и другие лица заявили, что брат Хуан де ла Вега также заключил договор с демоном; но обвиняемый упорно отрицал этот факт, даже под пыткой, которую он вынес мужественно, несмотря на свой преклонный возраст. Он сознался только, что в качестве провинциала он получил деньги за одиннадцать тысяч восемьсот неотслуженных обеден. Он был объявлен заподозренным в высшей степени и отправлен в пустынный монастырь в Дуруэло, где вскоре умер.

X. Провинциал и тогдашний секретарь, как и два монаха, занимавшие эти должности в ордене в предыдущие три года, отрицали факты. Они были впутаны в показания, арестованы, подвергнуты пытке и разосланы по монастырям своего ордена на Майорку, в Бильбао, Вальядолид и Осму. Летописец ордена, однако, признал преступление и за это был избавлен от ношения санбенито на аутодафе.

XI. Донья Висента де Лойя, племянница матери Агуэды, была принята в девятилетнем возрасте в монастырь города Корельи, когда ее тетка стала там настоятельницей. Она передала племяннице свое вредное учение при содействии провинциала брата Хуана де ла Веги. Эти уроки имели такой успех, что она собственными руками держала свою племянницу, когда провинциал лишал ее девственности, чтобы (как говорила она) это дело имело более заслуг в очах Божиих. Как только донья Висента была взята, она созналась без пытки во всех своих прегрешениях и объявила грехи лиц, которых она считала виновными. Она уверяла только, что никогда не допускала в свою душу никакого еретического заблуждения, которое она признавала осужденным Церковью, хотя считала позволительным все, что делала, потому что в этом убеждали ее духовники и тетка, а она имела самое высокое представление о добродетели этих лиц, а особенно тетки, которая слыла за святую. Откровенность доньи Висенты заслужила ей милость: она появилась на аутодафе без санбенито, в которое были облечены четыре другие монахини, которые даже под пыткой отрицали совершение преступлений, и лишь одна призналась, что узнала вредное учение в детстве от брата Хуана де Лонгаса.

XII. Я не стану останавливаться на передаче всех подробностей, которые я нахожу в моих заметках о процессах, повод к которым дало это дело; они не подкреплены ничем, кроме показаний невинных монахинь этого монастыря, которые образовывали враждебную партию и, следовательно, были расположены верить множеству неправдоподобных, даже невероятных вещей.

XIII. Тем не менее нельзя подвергать сомнению историю камней, которыми будто бы разрешалась от бремени мать Агуэда, так как инквизиция набрала их великое множество. Я должен об этом сказать, как и о ее родах, потому что донья Висента де Лойя указала место, где младенцы были умерщвлены и погребены тотчас после рождения. Произвели розыски, и открытие нескольких скелетов доказало истинность заявления. XIV. Монахини, признанные виновными, были разосланы по нескольким монастырям, и состав общины был обновлен по приказанию святого трибунала, настоятельницей стала игуменья монастыря в Оканье, и из разных монастырей ордена были вызваны другие монахини. Следовало бы пожелать, чтобы для предупреждения подобных сцен главный инквизитор поставил этот монастырь под наблюдение епархиального благочинного, как было поступлено по менее серьезному поводу в отношении монастыря босых кармелиток Св. Иоакима в Тарасоне, когда туда перевели нескольких монахинь из монастыря Св. Анны, чтобы поддержать порядок и мир в общине. Раз инквизиция вмешивается в то, что происходит в монастырях, изумительно, что после стольких беспорядков в этом роде (сведениями о коих полны архивы, а их непристойность не позволяет мне приводить здесь повествование о них) она не пришла к решению отнять у монахов управление женскими монастырями. Иезуиты были всегда достаточно предусмотрительны в своей политике, боялись этого управления и избегали отягощать себя им.

Статья третья

ПРОЦЕСС ГЛАВНОГО ИНКВИЗИТОРА И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРОЦЕССА, ВОЗБУЖДЕННОГО ПРОТИВ МАКАНАСА

I. Не менее шума наделал, хотя по другому поводу, процесс, возбужденный против дома Бальдассара де Мендоса-и-Сандобала, епископа Сеговии и главного инквизитора. Таков результат ослепления, которое иногда поражает поддавшихся страстям людей, что путь, на который они вступают для удовлетворения этих страстей, приводит их к гибели. В предыдущей главе мы видели несправедливое поведение этого прелата в отношении дома Фроилана Диаса, избранного в епископы города Авилы и духовника короля Карла П. Так как верховный совет отказался - вполне справедливо и столь же энергично - санкционировать огромное злоупотребление властью главного инквизитора, которое хотел совершить Мендоса, то последний приказал арестовать трех наиболее оппозиционных членов совета. Он посредством лживого доклада потребовал от короля увольнения дома Антонио Самбраны, дома Хуана Ар-самени и дома Хуана Мигуэлеса и отослал последнего в оковах в Сант-Яго, в Галисию. Он придумал безрассудный план отнять у совета инквизиции право вмешательства в процессы, приговор которых выносился на его решение, а у членов совета - право голосования окончательного приговора.

II. Невозможно было, чтобы этот деспотический переворот не послужил предметом королевской резолюции. Филипп V благоразумно полагал, что следует узнать мнение совета Кастилии, и 24 декабря отправил это дело на рассмотрение членов совета. Приговор, вынесенный собранием 21 января 1704 года, замечателен своей мудростью. Совет предлагал как необходимую меру восстановление верховного совета в правах, которыми он пользовался со времени учреждения инквизиции, и вызов трех членов совета, которые были уволены со службы. Король приказал исполнить решение совета Кастилии и выразил желание, чтобы Мендоса отказался от своей должности и выехал из Мадрида.