Х Льоренте - История испанской инквизиции (Том II)

II. Надо, однако, признать, что, несмотря на эту систему умеренности, число процессов было еще огромно. Принимались все доносы, а затем, не теряя времени, приступали к разбору показаний свидетелей предварительного следствия, чтобы видеть, не получится ли отсюда какого-либо обвинения такого свойства, которое предрассудки века считали важным. Если бы на сто начатых процессов было только десять приговоров, то число епитимийцев превзошло бы численность их при Фердинанде V; но трибунал был не тот. Почти все процессы были приостановлены к моменту декретирования ареста людей, на которых поступили доносы. События научили инквизиторов действовать с мудрой медленностью, и они очень часто ограничивались заслушанием улик - метод, неизвестный во времена Торквемады и его первых преемников. Пользовались всегда умеренными средствами, чтобы тот, на кого поступил донос, отправился в местопребывание трибунала под предлогом какого-либо дела. Его тайно вводили в залу заседаний святого трибунала; ему показывали улики, констатированные предварительным следствием; он отвечал на них и возвращался к себе, дав обещание появиться на суде вторично, когда он будет уведомлен. Иногда сокращали судопроизводство и заканчивали его приговором, налагавшим на осужденного тайную епитимью, которую он исполнял так, что никто, кроме комиссара трибунала, об этом не знал, и без утраты уважения, которым он мог пользоваться в свете. Нельзя удержаться от одобрения этой меры, которая спасала честь личностей и их семейств; следует сожалеть, во имя блага человечества, что она не стала всеобщей.

III. Несколько процессов, начатых против видных лиц, не пошли далее предварительного следствия. К ним принадлежали процессы маркиза де Роды, государственного секретаря, министра помилований и юстиции; графа д'Аранды, председателя совета Кастилии и наместника Новой Кастилии, который затем был послом в Париже и, наконец, первым министром государства; графа де Флорида-Бланки, в то время прокурора совета Кастилии по гражданским делам, а потом преемника маркиза де Роды и первого министра государства; графа де Кампоманеса, прокурора по уголовным делам, а затем управляющего тем же советом; архиепископов Бургоса и Сарагосы и епископов Тарасовы, Альбарасина и Ориуэлы, которые состояли в чрезвычайном совете 1767 года и двух следующих лет по делу об изгнании иезуитов [195]. Процессы всех этих выдающихся личностей имели одно и то же происхождение.

IV. Епископ Куэнсы дом Исидор де Карбахал-и-Ланкастер, уважаемый за свою принадлежность к фамилии герцогов д'Абрантес, за свой сан и безупречное поведение, за свое милосердие к бедным, был менее сведущ в истинных принципах канонического права, чем ревностен в поддержке церковных привилегий. Руководясь этим побуждением, он имел неделикатность сделать представление королю о том, что Церковь гонима в своих правах, в своих имуществах и в своих служителях, причем правительство Карла III в его изображении походило на правительство императора Юлиана [196]. Король поручил совету Кастилии исследовать, не подали ли повода к справедливым жалобам меры, принятые относительно духовенства, и предложить совету средства для исправления ущерба, который они могли нанести. Два прокурора совета дали очень умные ответы, в которых были ярко обнаружены невежество епископа и неприличие его чрезмерного усердия. Эти два доклада были напечатаны по приказанию короля вместе с представлением епископа и извлечением из документов, собранных в делопроизводстве совета Кастилии. Хотя их критика могла заслужить только похвалу и хотя они получили всеобщее одобрение, нашлись монахи и священники, проникнутые прежними мнениями, которые, сожалея о непомерном господстве священства, теперь погибшем, донесли на некоторые положения этих двух трудов как на лютеранские, кальвинистские или защищаемые другими партиями, враждебными римской Церкви. Меры, принятые относительно катехизиса Мезангюи, опубликованного в Неаполе; протесты, которые произвело бреве, выпущенное римской курией против владетельного герцога Пармы; изгнание иезуитов и декларация правительства о том, что расследование процессов по делу о двоеженстве входит в компетенцию светского суда и что, следовательно, они должны быть разбираемы этим судом, - все эти события дали повод маркизу де Роде и графам д'Аранде, Флорида-Бланке и Кампоманесу доказать, что они были выше предрассудков, и широко распространить просвещение, в то время как невежество рисовало их современными философами и атеистами.

V. Два архиепископа и три епископа, члены чрезвычайного совета, которые голосовали за то, чтобы потребовать от папы уничтожения общества иезуитов, также стали предметом доноса как заподозренные в исповедании нечестивого учения философов, принятого ими будто бы из макиавеллизма и из желания понравиться двору. Получив поручение расследовать некоторые дела, относящиеся к иезуитам, они по этому случаю заговорили об инквизиции и выдвинули принципы, противоположные ее системе. Инквизиторы, не исключая главного инквизитора Кинтано, были все преданы иезуитской партии как ставленники этого общества; поэтому нельзя изумляться тому, что святой трибунал получил такое множество доносов. Исключительное право римской курии судить епископов никогда не препятствовало инквизиторам тайно допрашивать свидетелей против них, потому что эта процедура служила им предлогом, чтобы писать папе и просить разрешения на ее продолжение. Хотя обычно святой престол переносит процессы епископов на свой суд и вызывает в Рим лиц, ставших объектом доносов, верховный совет испанской инквизиции всегда выдвигает и заставляет действовать своего прокурора, чтобы оправдать свое поведение, когда он сам желает преследовать епископов, как мы это видели в процессе Каррансы.

VI. Доносы, направленные против прелатов чрезвычайного совета, не имели того действия, на которое рассчитывали их враги, потому что в них не нашли ни одного отдельного и независимого тезиса, который противопоставлялся бы догмату, а только разрозненные и общие части, которые, будучи сведены в целое учение, были представлены как язык философского ума, близкого к неверию и благоприятствующего врагам Церкви. В менее просвещенный век эти нападки предали бы пять прелатов инквизиции, которая не преминула бы их умертвить, но при тогдашних обстоятельствах ей казалось опасным показать свою суровость, потому что двор научился энергично опровергать все прежние учения, которые благоприятствовали претензиям духовенства в ущерб королевской власти. Это и случалось при последних процессах, в которых постоянно руководствовались истинными принципами власти и независимости государей, что можно видеть из дела по поводу некоторых выводов из канонического права, напечатанных прежде защиты их домом Мигуэлем Очоа в университете города Алькала-де-Энарес. Среди этих выводов не было ни одного, который не был бы благоприятен для папы и для церковной юрисдикции в смысле декреталий папы Григория IX и его преемников. Эти тезисы были доложены совету Кастилии, который решил, по требованию двух своих прокуроров, чтобы Очоа был принужден поддерживать тезисы, противоположные напечатанным, под страхом сурового наказания, а для предупреждения возврата к подобным попыткам было постановлено в каждом университете королевства иметь королевского цензора, без одобрения коего ни один тезис не мог быть напечатан или поддержан публично.