Тоби Грин - Инквизиция: царство страха

Когда одна из лодок не смогла добраться до берега в бурных волнах, боцман Джо Сандерс бросил потерпевших крушение в море. Им пришлось добираться до берега вплавь, двое утонули.

Более ста матросов были брошены на произвол судьбы на влажных берегах Мексики. Здесь туземные поселения, которыми раньше была испещрена вся территория, оказались воспоминанием о былом. Берега заросли густым лесом, на земле виднелись ползучие растения. Дикие индейцы, бежавшие от испанской империи, напали на потерпевших кораблекрушение. Шесть человек погибло в столкновении. Отряд разделился, одна группа во главе с Энтони Годдардом направилась в Тампико [478] Hawkins (1569), 11v-155r; Hakluyt (1600), 562-63. .

Именно здесь особенно отличился Карвайал. После волнений, связанных с прибытием и сражением с Хокинсом, его назначили мэром Тампико. Хотя многие испанские поселенцы и африканские рабы выступали против, Карвайал организовал ополчение и окружил отряд в составе семидесяти восьми человек во главе с Годдардом.

Действуя в качестве магистрата, Карвайал захватил все золото и драгоценные камни, которые остались у моряков, взял показания у пленников, а через три дня отправил их по длинной дороге через джунгли с перевалами и голые скалы по древнему маршруту ацтеков в город Мехико, расположенный у подножия дымящегося вулкана Попокатепетль [479] Jimenez Rueda (ред.), 1945, 419-20; Toro (1944), т. I, 33. .

Карвайал проявил себя человеком, способным действовать быстро и решительно, он стал уважаемой персоной в колониях. В должности мэра его использовали для «умиротворения» местных индейцев в районе Тампико. Вице-король Энрикес направлял его в бесконечные просторы пустыни на север. Он проезжал мимо рудников Сакатекаса, где добывали серебро под пыльной горной цепью с зазубренными вершинами. А рядом лежали кости тех, кто искал его. Новый мэр добирался и до пустующих земель, где кочевые индейцы племени чичимек жили среди мескитовых деревьев и койотов [480] Toro (1944), т. 1, 35. . В лагере, засиженном мухами, Луиш Карвайал порой находил убежище от солнца под шатром из шкур павших животных. Подвиги приходилось вершить в весьма засушливых просторах…

Следует отметить, что во время всех этих приключений он почти не вспоминал о пленных англичанах. Но, возможно, Карвайал встречал некоторых бывших пиратов среди искателей работы в шахтерских городках. Именно туда ушло большинство самых предприимчивых матросов Хокинса, искавших удачу, но потерпевших кораблекрушение. Спустя шесть лет Луиш, разумеется, услышал, что этих иноземцев, некогда оставленных на его милость, в Мехико поджидала инквизиция. Он должен был знать, что их пытали и осудили как протестантов к большому аутодафе, состоявшемуся в 1574 г. (Описание этих событий приводится в гл. 6) [481] Toro (1932), 47–49. .

При этой новости у Луиша наверняка должна была вновь промелькнуть короткая вспышка страха перед инквизицией. Этот страх он постарался похоронить после событий 1540-х гг. в Эворе и 1560-х гг. на островах Кабо-Верде.

Но Карвайалу показалось, что хорошая новость состоит в том, что на сей раз под прицелом оказались протестанты.

Инквизиция еще шире расставляла свои сети. Для Испании главными целями теперь стали лютеране и мориски, поскольку оказалось установленным: нацию осаждает изнутри постоянно возрастающее число противников.

Страх начал распространяться во всех слоях общества. Вначале это случилось в Испании.

К северу от Севильи, где зародилась новая инквизиция, распростерлись знойные равнины Эстремадуры. Здесь находились селения, состоявшие из отдельных групп каменных домов. Они становились местом клановой изоляции. В последние дни мая 1574 г. в Эстремадуре около города Сафра произошел удивительный эпизод.

Это событие рассматривалось в широких кругах в качестве некоего предупреждения. Появилась ужасающая и пугающая змея, «доселе никогда не виданная в Испании». Приблизительно двадцать надежных очевидцев сообщили, что видели это чудовище ползающим по пастбищам в трех милях от города.

«Голова этого зверя была столь же большой, как у вола, а глаза — огромными и вселяющими ужас, морда круглая и перекошенная, хвост толстый и длинный, словно ствол дерева, туловище высокое и приподнятое над землей…» Аппетит у чудища оказался таким, что оно ежедневно пожирало двух коров. Но удивительно то, что когда весь город Сафра вышел на его поиски вместе со многими жителями соседних деревень, то оно так и не появилось — если не считать, что монстр явился одному или даже двум людям в уединенном месте.

Это ужасающее предзнаменование восприняли как знак свыше, притом — «абсолютно своевременный».

Спустя двадцать дней из Лерена для проведения расследования в город прибыл инквизитор. Он провел в Сафре четыре месяца, предоставив мрачную пищу для воображения горожан. После его прибытия зверя больше никто не видел [482] Huerga (1978-88), т. I, 367. .

Не нужно даже непримиримого циника, чтобы предположить: ужас горожан Сафры, узнавших о приближающемся визите инквизиции, выразился в истории о змее. После прибытия инквизитора Монтои страх перед змеем перенесли на первоначальный и самый верный объект — на фигуру офицера трибунала.

В Испании почти через сто лет после учреждения инквизиции ее служители постоянно оказывались объектом подобных чувств. И уж совсем легко догадаться, почему…

Вернемся в Севилью. В 1550-е гг. епископ и первый инквизитор Таррагона однажды днем вышел вместе со своей свитой, чтобы отдохнуть в садах, раскинувшихся на берегах Гвадалквивира. Здесь росли превосходные цветы, на небе кружили облака, отсюда открывался вид на город во всей его красе. Но за фасадом такой изысканности скрывалась сила и власть.

Сын одного из садовников, малыш двух или трех лет, случайно оказался около декоративного пруда. Он сидел на берегу и играл с камышинкой.

Паж инквизитора вырвал камышинку из рук ребенка. Садовник, увидев, что его сынишка заливается слезами, попытался сделать пажу выговор: неужели он не понял, что это была игрушка ребенка? Какое право он имел вести себя так эгоистично?

Завязалась ссора. Инквизитор, раздосадованный на такое вторжение в его мирные размышления, арестовал садовника, которого продержали в тюрьме девять месяцев с тяжелыми оковами на лодыжках [483] Ruiz de Pablos (ред.), 1997, 302. Это рассказал лютеранин из Севильи, известный как Гонсалес Монтес. Хотя историки часто ставят под сомнение правдивость его сообщения, редактор этой недавно опубликованной версии не согласен с критиками, доказывая, что там и есть преувеличения, но основная часть, без сомнения, правдива. (Там же, 88-103). .