Тоби Грин - Инквизиция: царство страха

Хотя его временно отстранили от занимаемой должности в 1612 г., но ни один из этих проступков, которые получили огласку, не помешал назначению Муньоса инквизитором Барселоны в 1615 г. [1029] Blazquez Miguel (1990), 90. А такой пост свидетельствует о многом, учитывая конкуренцию.

Очоа оказался не лучше. Он забрасывал замужнюю женщину Квитерию Родригес подарками, пока не убедил ее перебраться в Сантьяго и открыто жить с ним во грехе. И она была с ним в течение ряда лет. Все чиновники инквизиции должны были назвать ее «сеньорой». Когда же, в конце концов, Очоа пришлось расстаться с любовницей, он бродил по трибуналу, плача и причитая: «О, моя возлюбленная Квитерия!..»

Наконец, он додумался до того, что пригласил Квитерию обратно к себе вместе с ее мужем-рогоносцем Хуаном Пинейро. Последнего инквизитор назначил на должность в бюрократическом аппарате.

Впоследствии, когда Очоа занимал председательское кресло во время инквизиторских слушаний, Квитерия всегда находилась рядом с ним. Известно, что она протестовала против чрезмерного объема канцелярской работы и возмущалась бездумными и эгоистичными криками заключенных в тюремных камерах [1030] Contreras (1982), 340. .

Очоа решил, что лучше оставаться ханжой, чем совершить грех двоеженства, женившись на Квитерии. В противном случае это могло привести к преследованию его возлюбленной. Хуже всего, если бы за расследование принялся его главный соперник Муньос де Ла Куэста…

Этот удивительный пример свидетельствует о глубоком расхождении между теорией и практикой инквизиции. Хотя в богословской теории обычный блуд считался (притом — совершенно однозначно) грехом, эти инквизиторы не видели ничего плохого в том, чтобы наслаждаться им на практике. Фактически они все выступали за блудный грех. Более того, примеров, подобных этим, значительно больше, чем можно было бы ожидать.

В Барселоне в 1592 г. инквизитора Алонсо Бланко обвинили в том, что он среди ночи тайно выходил из дома для посещения местных борделей [1031] Blazquez Miguel (1990), 90. . Через шестьдесят шесть лет после того, когда в 1526 г. город Гранада пытался убедить Карла V и настроить его против трибунала инквизиции, члены городского совета писали: «Если инквизиторские судьи плохи, что вполне возможно, так как они тоже люди и не святые, как Святая палата [Это подлинное выражение! — Прим. авт. ], то при аресте девиц и респектабельных молодых замужних женщин, или же в случае приказания тайно явиться к ним, как потребует Святая палата, понятно: они поступают с женщинами, как им заблагорассудится. Против этого женщины протестуют лишь очень слабо, потому что страшно бояться судей… Между тем писцы и чиновники Святой палаты, будучи холостыми (что случается в некоторых местах), делают это же с дочерями, женами и родственницами заключенных. И все просто для них, так как в обмен на это им оказывают любезность и разрешают узнать что-нибудь о ходе дела» [1032] Barrios (1991), 31–32. .

Здесь стоит сделать паузу и задуматься над тем, что жалоба означала на самом деле. Организация, учрежденная с целью очистки религиозной практики и борьбы с коррупцией, оказалась ответственной за то, что заставляла замужних и одиноких женщин заниматься проституцией ради мужчин, которых они любили, а также из-за страха перед последствиями в случае отказа.

Такие события не были универсальными. Возможно, что подобного не творилось в большинстве трибуналов. Но ясно и другое — они не оказались и редкостью. Трудно не прийти к выводу: если в иберийском мире в то время имелась организация, ответственная за коррупцию, то это — инквизиция. Ведь власть инквизиторов распространялась повсеместно, и они пользовались этим преимуществом. Некоторые били заключенных по лицу, если не получали правильного ответа или просто делали это для устрашения [1033] Работа Lithgow (1640), 480 является хорошим примером. .

Мигель де Карпио, инквизитор Севильи в период с 1556 по 1578 гг., раскрывает отношение чиновников к своим заключенным. Он видел свою миссию в том, чтобы «сжигать и обнимать людей» (словно эти два действия были каким-то образом связаны между собой). Он стремился «освободить» некоторых заключенных, а не осуждать их на мягкое наказание и возвращать в лоно церкви только на том основании, что они были бедны. К счастью для них, это не всегда выполнялось, поскольку остальные инквизиторы оказывались более умеренными, а все подобные решения принимались голосованием [1034] Marquez (1980), 129. .

При рассмотрении потрясающих доказательств откровенных злоупотреблений властью и способности инквизиторов говорить одно, а делать совершенно другое, расхождение между теорией и практикой становится еще более тревожным. Следовательно, в теории эта организация жестоко боролась с чиновниками, принимающими подарки. Самое первое правило трибуналов от 1484 г. совершенно ясно гласило о недопустимости подношений [1035] IT, folio 8r; опубликовано в работе: Jimenez Monteserin (ред.), 1980, 83-105. . Спустя четырнадцать лет в инструкциях, составленных в Авиле в 1498 г., сказано: инквизиторы не должны облагать большими штрафами осужденных только потому, чтобы их оплачивали. Служителям предписывалось жить, «оставаясь скромными в одежде и украшениях своей персоны, как и во всех остальных отношениях». (Последнее — завуалированный намек на сексуальные нарушения) [1036] IT, folio 12r; опубликовано в работе: Jimenez Monteserin (ред.), 1980, 116-21. . Но эти приказы существовали одновременно с многочисленными примерами коррупции и взяточничества [1037] Смотри, например, дело Педро де Гуирал, инквизитора Авилы и Кордовы с 1499 г. (Gracia Boix (1982), 30–31). Лусеро является еще одним очевидным примером этого. .

Поскольку теория и действия инквизиции никогда не были единым целым, рассматривать историю этого учреждения только по указам означает пропустить главное. Как и все подобные организации, инквизиция ненавидела мысль о возможном ослаблении власти, которую она крепко держала в своих руках с самого начала. Может показаться, что она претендовала на некоторую встревоженность случаями взяток и коррупции. Но все они уже сами по себе являлись доказательством власти учреждения, что говорило в его защиту.

Власть слишком соблазнительна, чтобы пожертвовать ею, бросив могущество на алтарь морали. Вместо того чтобы обрушиться на своих злодеев, инквизиция часто подменяла их чужими. Так было в случае с Муньосом де Ла Куэстой. Чувства стыда не имелось, но становилось несколько неудобно из-за того, что мораль фактически представляла собой принцип, оправдывающий все, что делала инквизиция.

Сосредоточение власти, безусловно, не было создано только самими инквизиторами. Для этого требовался разветвленный административный аппарат, наделяющий могуществом организацию и ее служителей. Требовалось и согласие на этот процесс со стороны государства. Ведь нам уже известно, что инквизиция Португалии и Испании возникла в местных условиях, а не по поручению со стороны папы.