Фердинан Лаллеман - Пифей

- Коснуться золотой бороды - значит коснуться счастья! - заявила она подругам.

Венитаф расхохотался. К нему присоединился Эвтимен, наблюдавший эту сцену с высоты палубы. И девушки разбежались по домам, как испуганные нимфы.

- Светлый волос притягивает темный, - сказал я ему, - как стремятся друг к другу противоположности, - таковы тайны дружбы.

Вечер. Один за другим зажигаются огни города. В ночной тиши звучит песнь девушки, поющей под кифару о Навсикае. Может, именно ей хотелось погладить бороду Венитафа? У меня нет времени размышлять над этим. Я подметил тень сожаления, промелькнувшую в голубых глазах друга, но такова жизнь моряка - сегодня здесь, завтра там, зачем останавливаться на полпути? Вчера я родился, завтра умру, а в этих двух границах заключена вся моя жизнь в великом Мире, чьи многочисленные тайны так и не удастся раскрыть. Не стоит наслаждаться сладкоголосым пением сирен, ибо они смущают покой. Те, кто их слушает, предаются пустому созерцанию и перестают действовать. Мне предначертано уплывать, прибывать, возвращаться, но разве я не остаюсь в одном и том же месте? Что стоит задуманное мной путешествие по сравнению с путешествием к недвижным и бесчисленным далеким звездам? Улитка погибает, не успев проползти по всему саду!

О юная дева, замолчи или принеси воска с пасеки, чтобы я не слышал твоего нения, которое мешает мне постигать музыку Сфер. И все же благодарю тебя за горькие и вместе с тем сладкие мысли! Завтра на заре я снова выхожу в море!

Седьмой день. Гемероскопий. Я всегда со щемящей тоской в сердце посещаю этот застывший на скале аванпост. И никогда не знаю, что ждет меня, когда прохожу через узкие ворота крохотной крепости. Стража измучена болотной лихорадкой. У воинов желтый цвет лица. Они постоянно опасаются гнева почитателей Молоха или мести иберов, которых пуны умело натравливают на нас.

Несколько рыбаков из Нижнего города - можно ли назвать городом это жалкое скопление плетеных хижин? - добывают для них разведывательные данные.

Я было направился в крепость, но не смог устоять от соблазна вначале побеседовать с тружениками моря. Торгуясь за свежую рыбу, я пытался развязать им языки с помощью амфоры сеонского вина.

На стенах появились лучники, но Солнечные колеса на парусах успокоили их.

- Солдаты всегда боятся, - с презрением процедил старый рыбак, - ведь крепость для них хуже тюрьмы. У нас есть море для бегства. Оно всегда гостеприимно.

Я отметил про себя, что спокойствие их напускное. В конце концов они поклялись, что не замечали за последнее время ничего подозрительного. Несколько дней назад, правда, заходила за рыбой монера из Нового Карфагена [40]. Они показали мне монеты с изображением Дидоны и с метателем пращи с Ивисы. Судно вроде бы направлялось к островам.

Я пригласил на обед впавшего в немилость начальника, командующего гарнизоном этой маленькой крепости. Он пожаловался нам с Эвтименом, что архонты забыли о нем, сослав сюда, на скалу среди болот.

- Целый год я не видел жены и детишек.

Я никогда не понимал, зачем назначать отчаявшихся или озлобленных людей на посты, где надлежит проявлять энтузиазм и веру. Эти несчастные не в силах противостоять поклонникам Молоха, если те решат захватить крепость. А Массалия потеряет важную базу своего флота.

Без сожаления расстаюсь с "Дневным Стражем", ибо ночью мне здесь не по себе. "Артемида" стоит на якоре под скалой, я опасаюсь неожиданных шквалов в этом негостеприимном порту. Завтра на заре снова уйдем в море.

Угрюмый человек за столом навевает тоску. Он омрачает радость грядущего успеха, переполняющую наши с Эвтименом сердца. Эвтимен тоже рвется в море.

Начальник ничего не знает о положении в Майнаке. Этой крепости, по его мнению, угрожают жители Гадеса и Малаки. Он не видел ни одного судна, идущего оттуда. Послушать его, так давно пора покинуть Майнаку и Гемероскопий. Массалии, видите ли, не нужны столь отдаленные колонии. И когда мы с Эвтименом заводим разговор о странах, лежащих за Столпами, он открывает глаза от удивления и, завидуя нам в душе, жалеет нас, безумцев. Если бы я захотел вынудить его бросить свой пост, то пригласил бы с собой.

Восьмой день. В море. На заре мы покинули Гемероскопий. Солдаты, их начальник, торговцы и рыбаки, а также жрец Артемиды проводили нас до самого берега. Их успокоил наш визит, а значение, придаваемое городом нашей внешне безумной затее, укрепило их уверенность в будущем Массалии.

Ветер с полуночи почти совсем упал. "Артемида" и "Геракл" идут на расстоянии окрика друг от друга, гребцы работают в едином ритме, паруса едва надуты. Мы удаляемся от берега в открытое море, чтобы не возбуждать подозрений у пунийских лазутчиков. На массалийских картах указаны приметные вершины иберийских гор. Воздух прозрачен. Солнце припекает все сильнее.

В середине дня приказал всем отдыхать. Нас неторопливо несут паруса. С полудня катят пологие невысокие волны. Мы приближаемся к Столпам, к той части Внутреннего моря, где уже ощущается дыхание Океана.

Я прошу Артемиду о помощи, ведь эти волны могут быть предвестником противного ветра из Ливии, который задержит нас и принесет корабли пупов!

Девятый день. Горы едва различаются на закате солнца. Дыхание моря противится нашему продвижению. Плотный, как стена, воздух противостоит нам. Я велел зарифить бесполезные теперь паруса: налетел порывистый встречный ветер. Без парусов легче пройти незамеченными. Утром сменили курс. Теперь солнце в полдень находится у нас слева по борту и прямо по носу вечером.

Спустился к гребцам. Им явно не по себе. Я успокоил их и попросил не жалеть сил до конца декады: сумей они преодолеть усталость - мы успешно минуем Столпы. Их ждет ночь отдыха в Майнаке, если они будут держать язык за зубами. Они обещали молчать. Они получат мясо и любые вина, какие пожелают, но пить должны умеренно, чтобы не проболтаться. Все повеселели.

Я взял в руки тамбурин и сам задал ритм гребли. Келевст припевал:

Тера-тера... Пентеконтера... а все хором подхватывали:

Раз, два, три... греби-греби...

Второй келевст хлопал в ладоши.

В этот момент Венитаф протянул правую руку вперед и указал на нависающую над Майнакой гору, похожую на остроконечный шип [41].

Я дал команду сушить весла [42] по правому борту, и "Артемида" повернула к берегу. Венитаф орлиным оком следит за морем.

Вечер в Майнаке. Когда жители заметили идущие к берегу два черных судна, они укрылись в крохотном акрополе.

Приблизившись к берегу, я крикнул, чтобы мне прислали лодку, иначе Эвтимену пришлось бы спускать на воду свой челнок.

Один из тимухов подплыл на рыбацкой лодке. Он был бледен, но оправился, поняв, что "Артемида Лучница" и "Геракл" пришли из Массалии.