Луис Ламур - Мустанг

Мы руками расшвыряли песок, нагрузили лошадей, в то время как считал самородки. Когда все они оказались во вьючных мешках, я хлопнул Мимса по плечу, что было для него сигналом уезжать, затем достаточно громко, чтобы меня услышали посторонние уши, сказал: - Я же говорю, что мы закопали его дальше по течению!

- Иди поищи, - сказал Гарри, подыгрывая, - а я посмотрю вверх по ручью.

Пенелопа остановилась рядом со мной, и я шепнул ей на ухо. Отправляйтесь! Дорога каждая минута!

Она повернула голову и быстро поцеловала меня в губы, а я остолбенел, словно в меня воткнули нож... чего я, впрочем, ожидал.

Пенелопа исчезла.

Я подошел к большому камню, торчавшему в песке на краю низкого берега, расшатал его и столкнул вниз, пустив за ним водопад песка.

- Тс-с-с! - зашипел я. - Хочешь разбудить всю округу?

Затем пошарил в темноте, натолкнулся на подмытый вытуп и осыпал его, добавив грязи подобранной палкой.

- Вон там, - сказал я. - С той стороны, примерно в десяти футах.

Медленно тянулись минуты. Неожиданно я понял, что валяю дурака. Мои маневры, если бубут продолжаться долго, никого не обманут. Я взглянул на мустанга.

Он стоял рядом, мне стоило сделать один прыжок, чтобы оказаться в седле и умчаться восвояси. Во всяком случае, сколько стоят деньги? Стоят ли они человеческой жизни? Особенно моей?

Вдруг я услыхал невнятный шорох движения на противоположном берегу и тут же бросился к коню. Снова раздался шорох. В конце концов, друзей у меня в той стороне не было. Я выхватил револьвер и выстрелил на слух, затем упал на песок, стремительно прополз пять-шесть футов, вскочил и побежал, в то время как пули из двух винтовок легли в то место, где я только что находился.

Внезапно послышалось потрескивание, и кустарник на том берегу запылал. Кто-то бросил спичку в сухой можжевельник. Высоко взмыли языки пламени, и местность ярко озарилась. В то же мгновение я услыхал тяжелый лай револьверов, резкий щелчок винтовочного выстрела, и передо мной фонтанчиком брызнул песок. За моей спиной что-то громко упало в воду, обернувшись, я заметил прыгающий силуэт и выстрелил.

Тот человек, кем бы он ни был, странно дернулся в прыжке и рухнул на землю. Попытался встать, потом сткатился с берега в мелкую воду.

Что-то дернуло меня за рукав, и я побежал, споткнулся, упал и опять побежал. Передо мной вспыхнуло еще одно дерево, а сразу за ним стоял мой конь.

Я краем глаза увидел, что с переправы на крутой откос берега забирается Феррара. Он остановился не более чем в шестидесяти футах и прицелился. Шестизарядник был у меня в руке, и я выстрелил, бросился в сторону и снова выстрелил. Он упал, попытался поднять винтовку, но я уже был вне поля его зрения и бежал по дну ручья к коню. Вскарабкавшись на берег, я схватил поводья и прыгнул в седло, не коснувшись стремян.

Мустанг, которому не пришлись по душе ни огонь, ни стрельба, взял с места в карьер. За спиной услыхал несколько выстрелов наобум, затем наступила тишина, нарушаемая лишь бешеным топотом копыт.

Двигаясь на север, я направлялся к порогам на Норт Канадиен, понимая, что надо увести погоню от Пенелопы, Мимса и золота. К тому же коню нужен был отдых. Любой дикий мустанг может непрерывно передвигаться несколько дней кряду, большую часть времени из этого галопом, при этом ему требуется очень мало воды, но одно дело скакать на воле, а другое - под всадником.

Вскоре я перевел коня на шаг, поменял направление и перезарядил револьвер и винтовку. Часом позже нашел неприметнуб впадину у ручья, впадавшего в Норт Канадиен, расседлал жеребца, подождал, пока он поваляется на траве и стреножил его возле воды. Растянувшись на одеялах, я подумал, что вряд ли смогу заснуть, однако через минуту доказал, что ошибаюсь, потому что когда проснулся, ярко светило солнце, и в ивняке вовсю пели птицы.

Я долго лежал, глядя наверх, на листву, сквозь которую пробивались солнечные лучи, и слушал. Где-то рядом скандалила сорока, но через несколько минут улетела. Я сел, надел шляпу, вытряхнул сапоги, натянул их и встал.

Застегнув на бедрах оружейный пояс, подвязал сыромятным кожаным ремешком кобуру под бедром, потом подошел к мустангу и немного поговорил с ним, одновременно стараясь уловить любой посторонний звук. Я скатал одеяла, затем порылся в седельных сумках, достал мятую коробку с патронами и заполнил пустые гнезда на оружейном поясе.

Хотелось есть, но припасы кончились, оставалось лишь немного кофе. Мне не хотелось охотиться и привлекать внимание стрельбой. Не первый раз приходится сворачивать лагерь, не позавтракав, и не последний. Я подошел к ручью, напился, напоил жеребца и оседлал его.

Двигаясь на запад по ручью Коррумпо, я держался направления, которое приведет меня к югу от Сьерра Гранде. Облака, собиравшиеся последние дни, наконец разразились дождем, он затянул горизонт ровной, холодной пеленой, я надел дождевик. Время от времени поворачивался в седле, глядя назад, но ничего не заметил.

Неужели они погнались за Пенелопой и Мимсом? У тех была приличная фора, однако с двумя тяжело гружеными вьючными лошадьми они не смогут ехать быстро. Тем не менее Гарри Мимс не первый день жил на западе и должен знать кое-что о том, как сбить со следа преследователей.

С другой стороны, пули, которые я всадил в двоих, наверняка охладили их пыл. Они не догадывались, что мы с Пенелопой и Мимсом разделились и собирались встретиться в условленном месте. Я не имел представления о результатах своих выстрелов, тем не менее раненые представляют гораздо большую обузу, чем мертвые.

Тем вечером перед заходом солнца я наткнулся на овечий гурт. В нем наверное было более тысячи овец, охраняли их три пастуха-мексиканца с собаками. Пастухи были хорошо вооружены, поскольку находились на индейской земле, хотя и близко к поселениям белых. Я присоединился к ним и скоро выяснил, что они из Лас Вегаса.

Поев, я сказал им, что спешу, но чтобы они особо не расстраивались, потому что скоро им составят компанию люди, которые гонятся за мной.

Один из мексиканцев хитро усмехнулся. - Si, amigo. Меня тоже, бывало, преследовали. Vaya con Dios.* [* - (исп.) Понимаю, друг. Поезжай с Богом.]

Я направился вверх по южному рукаву Коррампо и следовал по нему до тех пор, пока он не потерялся у крутого склона Сьерра Гранде, там я разбил лагерь для ночевки. Когда наступил рассвет, я нашел узкую тропу, змеящуюся по уступу, и обогнул по ней гору, прямо на юге от меня лежали лавовые поля и возвышался скалистый холм.

Уступ находился примерно в пятистах футах над землей, оттуда открывался хороший вид на лавовые поля. Сидя на плоском камне, я долго изучал подступы к холму, который стоял в пяти милях с гаком от меня и в миле от вершины Сьерра Гранде.