Луис Ламур - Мустанг

- Будь осторожен, сынок. Будь осторожен.

Он имел в виду одно, а я понял другое. Подойдя к коню, я сменил сапоги на мокасины. - Олли, я скоро вернусь. Обожди меня здесь.

До дома Энни было не более ста пятидесяти ярдов, и я быстро подошел к тополям. Во рту пересохло, сердце тяжело бухало в груди; я не знал отчего то ли от предчувствия беды, то ли из-за этой девушки, о которой я запретил себе думать как о любой другой девушке, да толку от этого запрета было мало.

Из салуна Баки доносилась музыка, там люди пели, смеялись и пили, люди играли в карты и смотрели на женщин, перебирая в руках монеты и фишки. Я видел стоящих у коновязи лошадей, видел, как из переулка вышел мужчина в большом сомбреро и со звенящими шпорами и пересек улицу, направляясь к салуну.

Я стоял в сгустившейся ночной тени под высоким тополем и смотрел на домик Энни. В нем ярко и приглашающе светились окна, однако я чувствовал в себе пустоту, неожиданное желание, чтобы точно так же светились мои собственные окна, я вдруг представил себе, как прихожу домой, открываю дверь, и внутри меня ждет тепло, уют и заботливая женщина. Ладно, нечего об этом думать, Нолан Сакетт едва ли до этого доживет.

Давным-давно я научился ходить, как дикое животное, и теперь мои мокасины ступали бесшумно. В сапогах мне бы не удалось неслышно подобраться к дому, а в мокасинах я ступнями чувствовал каждую веточку прежде чем перенести на них вес, поэтому ни одна не хрустнула, не зашуршал ни один лист.

Оказавшись на расстоянии пятидесяти футов от дома, я снова остановился, прижавшись к стволу дерева. В доме не слышалось ни звука, я подкрался поближе и осторожно заглянул в окно.

Пенелопа сидела за столом, разливая кофе, а напротив нее я увидел Сильвию Карнс!

Плечом к плечу с Сильвией сидел Нобл Бишоп. Ральф входил из кухни с тарелочкой пирожных. Когда он наклонился, чтобы поставить их на стол, Я услыхал, как Пенелопа что-то сказала насчет времени. Все посмотрели на стенные часы.

Пенелопа закончила наливать кофе и откинулась на спинку стула, взяв свою чашку. Передо мной сидели люди, считавшиеся врагами, и разговаривали как ни в чем не бывало, словно собравшись на чашку чая в светском обществе. Может я в конце концов оказался в дураках?

Затем Пенелопа поставила чашку, что-то сказала Сильвии о тарелках, встала и надела капор. Она повернулась и, очевидно, попрощалась со всеми.

Я, будто призрак, скользнул обратно под деревья и вернулся к фургонам. Олли терпеливо ждал.

- Сейчас она пододет.

- Ты с ней разговаривал?

- Нет, но она идет.

- Я определил ее в предпоследний фургон, раз уж вы оба решили по дороге остановиться.

- Кто правит ее фургоном?

- Хороший парень, Рейнхарт. Он работает на меня уже пару лет. - Олли вдруг взглянул на меня. - Забыл тебе сказать. Мой совладелец - Оррин Сакетт, ему принадлежит одна треть линии.

- Я смотрю, он преуспел.

- Да, преуспел. Я бы сказал, что он один из самых перспективных политиков в Нью Мексико.

Облокотившись о борт фургона, поджидая Пенелопу, я с горечью размышлял о том, что Оррин на западе начинал с того же, что и я. Они с Тайрелом выучились грамоте и прочим наукам, оба были в этих краях большими людьми, в то время как у меня за плечами лежали лишь пыльные тропы, драки в салунах да одинокие убежища в холмах.

То, что мне предстояло взять столько золота, что хватит на всю жизнь, мало что значило, если хорошенько над этим подумать. Значило только то, чего человек добился своими собственными руками, своей головой. Что бы я ни получил в результате этой заварушки, я получу благодаря везению и умению быстро обращаться с оружием. А в данную минуту у меня даже не было спрятанного золота.

Пенелопа подошла, вынырнув из темноты. - О, мистер Шеддок, прошу прощения за опоздание, но ко мне зашли друзья, и нам нужно было несколько минут поболтать. Вы готовы к отъезду?

- Да, мэм. Если вы заберетесь в фургон, мэм. Это Оскар Рейнхарт. Он будет вашим возницей.

- Благодарю вас. - Я видел, как она пыталась рассмотреть меня, для нее я был лишь едва различимым черным силуэтом.

Олли повернулся в мою сторону. - Последний фургон поведет Нолан Сакетт.

Шеддок направился к голове каравана, а Пенелопа вернулась ко мне. Значит, вы здесь? Я рада. - Она в нерешительности помолчала. - Следует признаться, что мне не терпится поскорее уехать. - Затем быстро продолжила: - Мне не терпится убраться подальше от этих... убийств. Пенелопа подняла голову и взглянула на меня. В темноте я различал бледный овал ее лица. - Бедного мистера Лумиса застрелили. Он жив, но очень тяжело ранен. Не представляю, как это могло случиться.

- Это опасные края, - сказал я. - Наверное кто-то увидел его с оружием и решил, что Лумис охотится на него. Я слышал о перестрелке. Кажется, было два выстрела.

- Не знаю. - Пенелопа отвернулась и зашагала к своему фургону, где Рейнхарт помог ей подняться. Через несколько минут я услышал, как тронулся первый фургон. Как и всякий грузовой караван, этот оставит позади не одного возницу, которые догонят и присоединятся к нему позже, когда караван выедет на основную дорогу. Я проехал мимо нескольких фургонов, стоящих у обочины. Мы будем много раз останавливаться и снова двигаться вперед, пока все возницы наконец не займут отведенное им место и не выстроятся в сплошную длинную вереницу. Так что кратковременная остановка фургона останется незамеченной.

Фургон Рейнхарта тронулся, и я позволил ему отъехать далеко. Я правил восьмеркой крупных миссурийских мулов, слушались они прекрасно. Мне всегда нравилось держать вожжи хорошей упряжки.

Мы медленно двигались, выстраиваясь в цепочку, медленнее, чем идущий шагом человек. Я искал взглядом приметы места, где закопал золото, и скоро остановил упряжку. Фургон впереди катился вперед. Я прислушался, однако ничего подозрительного не услышал.

Обвязав вожжи вокруг тормоза, осторожно и как можно тише слез с козел.

Пенелопа, конечно, могла сговориться с Сильвией, но если действует одна, тогда Сильвия с остальными наверняка наблюдали за отъездом каравана. Они считают, что золото у нее и что она должна погрузить его где-то по пути. За мной они тоже наблюдали?

Спустившись с невысокого откоса дороги, я зашел в рощу, время от времени останавливаясь и вслушиваясь в темноту. Ничего необычного, и я нагнулся, чтобы поднять мешки. На мгновение показалось, что за спиной зашуршал ковер сосновых иголок. Я замер, но все было тихо.

Я вынул из тайника первое вьючное седло, затем второе. Если понесу оба, то если меня атакуют, я окажусь беспомощным. Не так-то просто бросить на землю тяжелый мешок, а потом хвататься за револьвер. Значит, надо носить по одному.

Подняв первый, я перекинул его через плечо и, держа руку на кобуре, зашагал обратно к обочине. Там свободная рука понадобилась, чтобы выбраться на дорогу. Я вскарабкался на обочину, положил первый мешок с золотом в фургон и отправился за вторым.