Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

Три года провела затворница в Горицком монастыре.

Вступление на престол Елизаветы Петровны отворило темницу Долгорукой. В монастырь приехал курьер с повелением освободить княжну Долгорукую, пожалованную во фрейлины. За нею вскоре присланы были экипажи и прислуга. Княжна тотчас забыла прошлое, любезно простилась с игуменией и монахинями, на этот раз, конечно, подобострастными, и обещала впредь не оставлять обители посильными приношениями.

Была она боярыня своего времени, надменная родом и собственным «я», суровая, самовластная, но по букве религиозная.

Впрочем, вернемся к событиям предшествующим.

«В продолжение декабря месяца 1729 года одни увеселения сменяли другие; пиршества при дворе для высшего круга, и разнообразные потехи для народа были каждодневно, особенно во время святок, — пишет К. И. Арсеньев. — Среди сих празднеств, невеста менее всех была счастлива: она видела разрушение самой сладостной мечты своей связать судьбу свою с судьбою человека, избранного ее сердцем: она любила графа Мелезимо… И она, подобно княжне Меншиковой, сделалась несчастною жертвою родительского честолюбия».

Морозы стояли такие, что лес, из которого были построены дома, трескался с шумом, напоминающем пушечную пальбу. О предстоящем браке ничего не сообщали императору Карлу VI, родному дяде царя. Знали, это его, конечно, оскорбит, но при всем том полагали, он будет молчать, потому что решительно не захочет прерывать дружбу с московским двором.

Остерман, в приготовлениях к празднеству бракосочетания государя, озабочен был, между прочим тем, какие приготовить венцы для высокой четы и просил об этом мнения у новгородского архиепископа Феофана Прокоповича. Феофан предлагал к венчанию их величеств приготовить венцы масличные или лавровые, или от разных листий и цветков с прилучением и других камней; или же, если не отступать от русского обычая, поделать короны императорские с ликами Христовым и Богородичным.

Император со дня обручения был неразлучен со своею невестою. Переезды были беспрерывны: то в Лефортовский дворец, где жил государь, то из Лефортовского в Головинский, где пребывала невеста с родителями. Весь народ московский, несмотря на мороз, каждодневно толпился у этих дворцов.

Накануне Рождества последовало обручение князя Ивана Долгорукого с дочерью покойного графа Шереметева Натальей Борисовной. Суетная и легкомысленная жизнь князю прискучила, он утомился от нее и нашел исцеление от ее ран в безграничной любви очаровательной девушки. Она угадала в нем прекрасное сердце. Добрая сторона его природы проснулась и он, к удивлению всех, на глазах переменился. Серьезно и глубоко полюбил князь девушку и в любви его выразилось все лучшее в его природе.

Император присутствовал на обручении со всем двором и поздравлял друга. Ведомо ли было Петру II, как трагически кончит свою недолгую жизнь князь Иван Алексеевич. Девять лет после смерти Петра II протомится он в Сибири, «в стране медведей и снегов». А 8 ноября 1739 года казнен будет в версте от Новгорода, близ Скудельничьего кладбища. Возведут в тот день на эшафот князей Ивана и Сергея Григорьевичей Долгоруких, а с ними и князя Василия Лукича. Отсекут головы и на кровавый помост кликнут подняться князя Ивана Алексеевича. Его, по приказу Бирона, приготовят к четвертованию. Смерть он встретит с необыкновенною твердостию и с мужеством истинно русским.

В то время, как палач станет привязывать его к роковой доске, будет он молиться Богу. Когда отрубят правую руку, произнесет князь: «Благодарю тебя, Боже мой», — при отнятии левой ноги прошепчет: «яко сподобил меня еси»… «познати тя» — вымолвит он, когда отрубят левую руку — и лишится сознания.

Не могли знать того ни государь, ни счастливые обрученные. Не ведала и невеста, Наталья Шереметева, влюбленными глазами глядевшая на жениха, что суждено ей будет самой кончить жизнь монахиней, с именем Нектария, во Флоровском женском монастыре, в Киеве.

Молодые да счастливые, о том ли могли они думать. Это вот опытный царедворец да внимательный к событиям политик дюк де Лириа мог сказать себе в те дни: «Все… заставляет меня думать, что в воздухе собирается гроза, что вот-вот она разразится и это случится скорее, чем мы воображаем».

Не могло пройти мимо внимания испанского посланника то, что барон Остерман неожиданно сказался больным и уже десятый день не выходил из дому. «…Его болезнь не опасна, — отметит дюк де Лириа в депеше. — Нужно заметить, что когда этот министр сказывается больным подобными болезнями, то именно тогда-то он и занят серьезно, тогда-то он и производит наибольшие интриги».

Ему едва ли не вторил Иоан Лефорт: «…чем более это семейство (Долгоруких. — Л.А .) будет возвышаться, тем сильнее нужно опасаться, что враждебные друг другу партии соединятся, а этого достаточно Остерману; он отлично ведет свои дела». Не могли не помнить иностранные министры слов Остермана, сказанных еще в сентябре: «Этому быть нельзя».

Именно в эти дни разносятся по Москве слухи, что царь начинает раскаиваться в том, что предложил руку Долгоруким. Хотя с невестой, все видят, государь безупречно почтителен.

Раз или два Петр II выезжал на охоту. Одна из поездок послужила ему отговоркою не быть в городе в день рождения цесаревны Елизаветы Петровны. Отсутствие императора явно оскорбило ее. Понятно было, все подстроено Долгорукими. Неожиданно показалось, он хочет бежать их опеки. В одну из ночей Петр II навестил Остермана. Долгорукие кинулись его искать, и когда нашли его, он сказал им, что, не могши заснуть, вздумал прокатиться в санях и, проезжая мимо дома Остермана, нашел его еще не спавшим.

Посетил он, также ночью, неожиданно и цесаревну Елизавету. Сказывали люди, оба вместе они долго плакали, после чего монарх будто бы сказал своей тетке, чтобы она потерпела, что дела де переменятся.

Долгорукие, казалось, не уверенные ни в чем до тех пор, пока не совершится самый брак царя, делали всевозможные усилия, чтобы брак был совершен тотчас же после Крещения.

Неожиданно кардинал Флери, духовник французского короля, известный своим покровительством иезуитам, поручил секретарю французского посольства в России Маньяну явиться в дом князя Василия Лукича Долгорукого, «приветствовать его от имени кардинала и уверить его, что его преосвященство не забыл любезного внимания, оказывавшегося по отношению к нему Долгоруким во время пребывания его во Франции».

Не могло то не насторожить немцев.

6 января 1730 года в Москве торжественно свершался обряд Водосвятия, установленный церковью в воспоминание евангельского события на Иордане, когда Господь Иисус Христос пришел к Иоанну и крестился у него в Иорданских водах.