Луис Ламур - Путь воина

Мой отец всегда был гарантом нашей защищенности. Он всегда был здесь, рядом, и сколько я его помню, неизменно оставался добрым, рассудительным и очень сильным. Иногда он бывал вспыльчив и раздражителен, я помню, что время от времени случалось и такое, но мы всегда и во всем полагались на него, и не только мы, дети, но и взрослые, тоже.

Теперь я должен был занять его место. Я должен был сплотить вокруг себя нашу маленькую общину, чтобы люди почувствовали бы уверенность в себе и в собственных силах. Вот почеу я не мог более сидеть без дела и дожидаться атаки, так как Бауэр был слишком умен и хитер. Он наверняка постарается придумать какую-нибудь хитрость или выработать некую стратегию, пойти на какую-либо уловку.

- Никогда не позволяй врагу укрепить свои позиции, - часто втолковывал нам отец. - Атакуй, пусть ему не будет от тебя покоя. Не давай опомниться, не позволяй сделать первый ход.

Я никогда не был склонен лгать женщинам, предпочитая говорить им правду, какой бы горькой она ни была. Я научился от отца доверять их мнению.

- Сегодня ночью, - сказал я Диане, - я выйду отсюда.

- Но что ты можешь?

- Этого я не могу знать, пока собственным глазами не увижу, что к чему. Но я должен что-то предпринять.

- А как же Янс?

- Да. - Я догадывался, что она имела в виду. - Возможно, Янс справился бы с этим лучше меня. Он очень хитер. Но за все отвечаю я. Какой бы ни была та причина, по которой эти люди оказались здесь, но пришли они сюда в погоне за мной. И хотя он угрожает напасть на всех нас, но враг он мой, и поэтому принимать решение должен я сам.

- Но что может сделать один человек?

- Еще не знаю, - честно признался я. - Я должен выйти, а там будет видно.

Довольно странно, но я и в самом деле хотел уйти отсюда. Все-таки хорониться за стенами было не по мне, ибо только в лесу и среди гор я чувствовал себя, как дома. Я не мог сидеть сложа руки и бездействовать, в то время, как враг намечал, когда и как ему лучше совершить нападение, и теперь, уже утвердившись в своем решении в одиночку выбраться из форта, я чувствовал огромное облегчение.

- Тогда тебе лучше отдохнуть, - сказала она. - Я позову Янса.

Она спустилась вниз по лестнице, а я ждал, прислушиваясь к тихому шелесту дождя; под низкими тучами лес, казалось, потемнел, и зелень его крон стала более глубокой, более насыщенной.

У меня не было возможности каким-то образом заранее спланировать, что ожидает меня за крепкими стенами форта; лишь только обнаружив их лагерь, я мог решить, как быть дальше. Мне придется оказаться одному в лесу среди ночи, и все же я хорошо знал этот лес от склонов Чанки-Гэл и хребтов Нантаалы до Сосновой Вершины и гор Таскити, от ручья Компас-крик до Ущелья Быстрого Ручья и ручья Мускусной Крысы. Мне также не раз приходилось забредать далеко за Чилоуи, порой доходя до склонов Блу-Ридж, где я охотился, ловил рыбу в горных ручьях и питался плодами земли.

Мне так же приходилось не раз сражаться с сенеками, воинами, приходившими сюда с севера, с этими, обладающими поистине змеиной изворотливостью и коварством, хитрыми и очень отважными воинами из племени сенеков.

Сегодня ночью я уйду отсюда.

Сегодня ночью.

ГЛАВА 23

Позднее дождь прекратился, но с деревьев все еще капало. Листья были тяжелыми после дождя, и у меня под ногами мягко стелилась мокрая трава. Узкая калитка чуть приоткрылась; я тихо, словно призрак, скользнул за ворота и остался стоять, прижавшись спиной к стене. Я стоял очень тихо, прислушиваясь.

Ночь была тиха и темна. После недавнего дождя с ветвей деревьев все еще капала вода, и, преодолев несколько акров открытой местности у стен форта, я вступил под сень деревьев. Здесь я снова замер, всем телом прижимаясь к стройному стволу одного из них, и начал вслушиваться в лесную тишину. Я не знал, в какой стороне находится их лагерь, но рассудил, что в такую ночь они наверняка разведут огонь и будут следить за тем, чтобы пламя было как можно ниже.

Налетали легкие порывы ветра, нежные, как дыхание младенца, но я шел, подставляя ему лицо, принюхиваясь, будучи готовым уловить хоть малейший намек на запах дыма.

Ничего.

Сколько их людей вело наблюдение за фортом? Или, может быть, все они улеглись спать? Дотронувшись рукой до мокрого листа, я провел по носу влажными пальцами, так как если намочить нос, то обоняние обостряется. Пахнет сыростью и перегноем, так как я теперь находился недалеко от небольшой речушки, близ которой находился заболоченный участок земли.

Дерево, возле которого я стоял, оказалось каштаном. Я догадался об этом, прикоснувшись к коре, но среди холмов по эту сторону гор росло превеликое множество самых разных деревьев: каштаны, дубы нескольких видов, желтые тополя, красные клены и многие-многие другие. Некоторые из них мне удавалось различить по запаху, но на ощупь я мог различить все без исключения. Бесшумно ступая, я начал углубляться в лес, заходя все дальше и дальше, прокладывая себе путь по широкому, и с каждым разом становящемуся все шире, полукругу, в надежде учуять горьковатый запах древесного дыма.

Опять ничего.

Лесные заросли передо мной уже начинали постепенно редеть. Всего в нескольких ярдах впереди находилась тропа, что вела вдоль западного склона Сосновой Вершины к ручью Таскити-крик. Остановившись ненадолго, я прислушался. Тишина. Запаха дыма в воздухе я не ощущал. Единственным запахом, пока что преследующим меня, был нежный сладковатый аромат листьев магнолий, в чем не было ничего необычного, так как они росли здесь в изобилии и запросто осыпались и попадали под ноги проходившим мимо людям. Хотя никто из наших людей не покидал форта за последнее время.

Это была одна из вероятностей. Я терпеливо ждал и затем услышал какой-то шорох. Как далеко находилось то место? Я осторожно пробирался по лесу. Звуки смолкли. У меня на пути находились густые заросли какого-то кустарника, которые я предусмотрительно обошел стороной.

Когда начинается дождь, дикие животные и большинство птиц укрываются от непогоды, так что я не надеялся на то, что кто-нибудь из них своим поведением предупредит меня о присутствии чужаков. Но еще в детстве катоба учили нас развивать у себя шестое чувство, чтобы предвидеть и быть наготове. Мы по очереди пристально глядели в спину кого-нибудь из нас, пока объект наблюдения наконец резко не оборачивался, почувствовав на себе наше внимание. И благодаря постоянной практике мы стали столь же чувствительны к этому, как и любой из лесных обитателей.

Часто наш отец, взяв нас с собой в лес, внезапно останавливался посреди дороги и просил описать какую-либо местность, через которую мы только что прошли, или же следы животных, или же насекомых, которых нам недавно довелось заметить в пыли на земле. Со временем мы становились все более и более наблюдательны, и уже почти ничего не могло ускользнуть от нашего внимания.