Луис Ламур - Там, где колышется высокая трава

ЛАМУР ЛУИС

Там, где колышется высокая трава

ГЛАВА 1

Это было пустынное место, где тропа взбиралась высоко вверх по крутому склону, уходя, кажется, в самое небо, а затем, делая неожиданный поворот у вершины, откуда долина, расстилавшаяся внизу, была видна, как на ладони - зеленели лес и луга, и таинственная сизая дымка окутывала склоны возвышаюшихся вдалеке гор. Отсюда, с головокружительной высоты, можно было наблюдать за полетом орлов, парящих далеко внизу, но, тем не менее, в тысячах футов над долиной. День клонился к закату, когда на вершину горы выехал всадник.

Билл Кеневен ехал верхом на коне необычной масти. Это был чубарый мерин - настоящий аппалуза - белый, с черными пятнами и серой отметиной на левом бедре. Доехав до поворота, Билл осадил коня, и, оставаясь сидеть в седле, принялся разглядывать широко раскинувшуюся внизу долину. Его конь раздувал ноздри, принюхиваясь к новым запахам, и настороженно прял ушами, нетерпеливо поглядывая вниз, на просторы долины.

Всадник оказался человеком высокого роста, который был узок в бедрах и широк в плечах, был некрасив, но привлекателен, с резкими и несколько грубоватыми чертами лица. Он был силен, невозмутим и самоуверен, разглядывая открывающуюся перед ним местность с тем видом, с каким Кортес, наверное, смотрел на впервые открывшуюся его взору долину Мехико.

Билл Кеневен путешествовал в одиночестве, но только сюда его привели отнюдь не поиски работы или очередного покровителя: он приехал как завоеватель.

Потому что Билл Кеневен давно принял для себя это решение. Ему было двадцать семь лет, и он сидел в окружении вещей, составлявших на данный момент все его имущество, к которому относился превосходный конь аппалузской породы, замечательное калифорнийское седло из кожи тонкой ручной выделки, винчестер и два пистолета "кольт" с рукоятками из орехового дерева. Это и было все его имущество. А за плечами была жизнь, начавшаяся, когда двадцать семь лет назад ему было суждено появиться на свет в одной из крытых повозок, катившихся на Запад; детство, пришедшееся на годы золотых и серебрянных лихорадок и прошедшее в лагерях старателей в Калифорнии, Неваде, Монтане и Колорадо; перегон стада по Чизолм-Трейл, а затем еще один по Гуднайт-Лавинг-Трейл; должность охранника на почтовом дилижансе и содействие армии, силы которой были брошены на борьбу с индейцами.

Ему приходилось воевать с ворами, промышлявшими кражами чужого скота, а также с индейцами-кайовами, команчами, апачами, сиу и блекфит, неизменно выходя победителем из любой переделки и обычно отделываясь лишь несколькими шрамами. К тому же в памяти были еще живы воспоминания о том, как приходилось безропотно сносить холод и жару, голод и жажду, суровые зимы, пыль дорог и долгие переезды с места на место. До сих пор все его таланты и умения не приносили ему ничего, кроме неприятностей. Но теперь он принял решение. Настало время побеспокоиться и о себе. Отныне он станет работать только во благо себя и браться за оружие, если это надо, чтобы отстаивать свои собственные интересы.

Он разглядывал долину внизу, и его умение оценивать местность сделало бы честь любому генералу. Хотя и сам он, в некотором смысле, мог считать себя генералом, а его появление здесь по сути своей было ничем иным, как вторжением, но только единственной боевой единицей, находившейся у него в подчинении, был он сам.

Билл Кеневен был молодым человеком с далеко идущими планами. Но мечтал он не о большом богатстве, а о ранчо с хорошим поливом и выгонами для большого стада. Это был минимум предъявляемых им к жизни требований, и довольствоваться меньшим он попросту не собирался. Не имело никакого значения и то, что в кармане у него остались последние три доллара, потому что для себя он уже все давно решил, а если уж Билл Кеневен что задумал, то с этим волей-неволей придется считаться и окружающим, это вам подтвердит любой из тех, кому приходилось иметь с ним дело.

Но это отнюдь не означало, что он действовал вслепую, отправившись наугад, куда глаза глядят. Напротив, как и следует опытному тактику, он долго и тщательно собирал необходимую информацию, оценивал ситуацию, место и время действия, был весьма наслышан о потенциальных действующих лицах и чувствовал теперь себя во всеоружии.

Еще никогда прежде ему не доводилось бывать в этих местах, но он, тем не менее, имел представление об основных ориентирах и местных знаменитостях. Он был неплохо осведомлен как о сильных сторонах характера, так и о слабостях здешних влиятельных особ, об экономических факторах их существования, а также о разногласиях и прочих трениях, то и дело возникавших на этой почве. Он прекрасно знал, что в этой долине идет незримая война, число жертв которой тщательно замалчивается, и что днем и ночью дорогами ее разъезжают вооруженные до зубов люди. Но он не сворачивал с выбранного пути, будучи готовым оказаться в самом круговороте событий, неустрашимый одиночка, всерьез вознамерившийся урвать свою долю.

Здешние волки устроили грызню из-за уже расстерзанной туши многострадальных земель, и теперь он, чужак и к тому же куда более свирепый и неистовый хищник, готовился к решающей атаке.

Развернув коня, он отъехал от края пропасти, продолжая свой путь по тропе, петлявшей между стволами возвышавшихся по обеим сторонам от нее величественных сосен, под сенью ветвей которых царили тишина и таинственный полумрак.

Заехав подальше в лесную чащу, он снял с головы шляпу и придержал коня, заставляя его перейти на шаг. Это был благодатный край, край где можно было жить и вести большое хозяйство, где его сыновья, которым, возможно, будет суждено появиться на свет, росли бы ему на радость большими и сильными.

Это было его заветным желанием. Безвозвратно прошло то время, когда влекли его к себе дальние дали. Теперь же ему хотелось, чтобы в очаге его собственного дома горел огонь, чтобы со двора доносился скрип водокачки, и чтобы из-за жердей загона его собственные кони доверчиво тянулись бы мордами к его руке в надежде получить угощение. Он жаждал мира и покоя и в поисках их приехал в край, охваченный войной.

Проезжая мимо одной из полян, он почувствовал витавший в воздухе, еле ощутимый горьковатый запах древесного дыма. Ненадолго остановившись, он направил коня в сторону потухшего костра. Земля и трава вокруг были основательно вытоптаны, и взгляд его на мгновение задержался на круге обуглившейся травы, черневшей рядом с кострищем.

Он невесело усмехнулся.

- Какой-то умелец по клеймам, - объяснил он, обращаясь к своему коню, - бросил здесь пряжку от подпруги, чтобы та остыла. Вот трава и обуглилась.