Kastelno - Верден. Мясорубка дьявола.

Подводя итоги 1915 года, главнокомандующий французской армией генерал Жоффр, писал в своем обращении к войскам: «Солдаты республики! К концу этого года войны все вы можете с гордостью смотреть на свое дело и измерить величие совершенного вами. В Артуа, в Шампани, на Воэвре и в Вогезах мы нанесли неприятелю ощутимые поражения и причинили ему кровавые потери. Немецкая армия еще держится, но ее контингент и резервы тают с каждым днем. Чтобы поддержать свой падающий престиж, она вынуждена искать легких и временных успехов на второстепенных театрах военных действий, она отказалась от мысли добиться этих успехов на главных фронтах. Пусть мысль о наших павших братьях внушает нам только клятву мести за них! Тогда как наши враги толкуют о мире, будем думать только о войне и победе!».

Сильно было сказано. Даже слишком. Итак, по мнению французского командования, Германия по состоянию на конец 1915 года больше не в состоянии предпринять каких–либо крупных наступательных операций на главных участках фронта и уже толкует о мере. Что ж, человеку свойственно верить в то, во что ему хочется верить. Наступающий 1916 год ясно докажет: генерал крупно Жоффр заблуждался. И это заблуждение очень дорого обойдется Французской Республике. Германский молот еще был в состоянии наносить страшные, всесокрушающие удары. До мира, увы, оставалось еще очень далеко.

Войны будут повторяться до тех пор, пока вопросы о них будет решаться не теми, кто умирает на полях сражений.

Сегодня, в числе прочих, мою роту наконец–то отвели с передовой в тыл. За две недели стояния в окопах мы потеряли всего восемь человек. Двое погибли от прицельного огня немецких снайперов, один задохнулся в газовой атаке, остальных накрыло артиллерийским огнем в обычной перестрелке. С позиций снимаемся с нескрываемой радостью: за полмесяца сидения в земле все порядком устали и здорово пообносились. Процедура сдачи траншей довольно проста. Вместе с командиром нового подразделения, я обхожу всю линию, показывая наиболее укрепленные, а также и ослабленные места в обороне. Указываю известное нам расположение неприятельских батарей, а также установленные и предполагаемые снайперские точки противника. Вновь прибывшие солдаты выглядят пока еще молодцами, перебрасываясь шутками с моими грязными как черти, оборванцами. Наконец, мы забираем свои пулеметы, оружие, прочее окопное добро, и по ходам сообщения двигаемся в тыл.

Через час пешего марша нас поджидают автомобили. Размытая беспрестанными дождями дорога, превращает путешествие в сущий ад. Машины вязнут в топкой жиже, солдаты, ругаясь по–черному, вынуждены то и дело выталкивать их из этой жуткой грязи. Из–за таких беспрестанных задержек мы добираемся до места лишь к вечеру. Но даже не смотря на нечеловеческую усталость, спать перепачканными как свиньи, не собирается никто. В выделенном нам расположении немедленно закипела работа. Греется вода на кострах, появились корыта для мытья, к интендантам выстраиваются очереди за чистым обмундированием. И здесь, разумеется, дело не может обойтись без скандалов. Вообще, лично я давно убедился: интендант это не профессия, это национальность. В любой армии мира эти жирные, ленивые тыловые бездельники отличаются патологическим воровством и такой же лживостью. Несмотря на наличие новой чистой формы, эти крысы обязательно норовят вам всучить или драное, или давно испорченное белье. Но с опытным солдатом такой фокус у них не пройдет. Распоряжающийся получением обмундирования Гийом, под дружный одобрительный гул окружающих его солдат, откровенно пообещал: если свежее белье сейчас же не появится, то в один прекрасный день интендант найдет под своим матрасом гранату.

– И будь уверен, — ласково успокоил его взводный, под дружный хохот всех присутствующих, — твой труп просто спишут на неосторожное обращение с оружием. Ибо откуда знать такой жирной свинье как ты, где у настоящей боевой гранаты находится запал?

Такой довод возымел действие, все положенные нам вещи и впрямь появляются быстро. Помывка и приведение перепачканных окопной гадостью шинелей, занимает добрую половину ночи. Люди с наслаждением плещутся в металлических корытах, смывая с себя двухнедельное дерьмо, отмываясь от холодного могильного запаха траншей, прогонют прочь тлетворную вонь грязной человеческой плоти. Везде звучат грубые солдатские шутки, помноженные на веселый смех. То же самое действо царит и в других частях нашего полка, отведенных сегодня с передовых позиций. Вернувшиеся из подземелья окопные вояки медленно, но верно превращаются в людей. Никто сейчас не думает о погибших товарищах, не хочет загадывать сколько из них вернется живыми со следующего выхода в траншеи. Они живы сейчас. И это самое важное. А завтра будет только завтра и никак не раньше.

Но и это еще не конец. Позаботившись о человеческой чистоте, необходимо воздать должное чистоте оружейной. Винтовки, пистолеты, пулеметы тщательно разбираются и чистятся от земли, грязи и пороховой копоти. Оружие всегда должно быть готово к действию, поскольку факт отвода подразделения на отдых, абсолютно не означает, что оно не может быть немедленно поднято по тревоге и вновь переброшено на передовую. А там оружие часто единственный и вершейший друг солдата. Люди с усердием поливают винтовки ружейным маслом, на совесть орудуют шомполами, затем насухо вытирают все боевые части тряпкой. Взводные и сержанты придирчиво контролируют процесс, покрикивая на новичков. Опытных солдат проверять не надо, они хорошо знают цену этой процедуре, а вот новобранцы, идиоты, порой все–таки норовят схалтурить. В районе двух часов ночи следует последнее на сегодня построение, привычная перекличка, назначение ночных нарядов, и наконец звучит столь долгожданная команда – отбой! По баракам!

Но ни мне, ни взводным су лейтенантам, сон пока не положен. Мы должны составить списки тех, кто и в какой очередности будет выполнять работы по кухне и баракам, написать рапорт о нахождении на передовой, подготовить перечень убитых и попавших в госпиталь за последние две недели. Отдельно составляется реестр подпорченных противогазных масок, пришедших в негодность винтовок, указывается число патронных обойм, гранат, пулеметных лент, необходимых нам при следующем выходе на огневой рубеж. Затем, уже по привычной традиции, следует небольшое подведение итогов и распитие фляжки с коньяком, заботливо предоставленной из бездонных запасов Гийома. Итоги довольно нормальные. Восемь убитых и двое заболевших за четырнадцать суток стояния под дождем в траншеях – совсем не плохой результат. Даже более чем не плохой. Теперь все, пора спать и нам. Осовевший от усталости и коньяка, я с огромным удовольствием забираюсь на набитый соломой тюфяк и засыпаю, прежде чем голова успела коснуться сложенной в скат шинели. Нет, все–таки сон в тылу и забытье в блиндаже – совершенно разные вещи…