Kastelno - Верден. Мясорубка дьявола.

В каждом взводе есть несколько гранатометных пар. Это отчаянные и всеми уважаемые ребята. Во время вражеской атаки они действуют следующим образом. Один достает гранату, срывает с нее предохранительный колпак и подает товарищу. Второй разбивает капсюль ударом о лежащую рядом с ним саперную лопатку и швыряет гранату в наступающих. Некоторые мастера мечут эти смертоносные заряды на расстояние в сорок – пятьдесят метров! Если пара действует грамотно, быстро и слаженно — атакующим не поздоровится. Шквал осколков от разрыва града летящих в них гранат, быстро уложит противника на землю.

Особое внимание, разумеется отдается пулеметам. Это страшная штука. Он изменил ход всей войны. Теперь пулемет стал подлинным королем поля. Хорошо подготовленный пулеметный расчет запросто может выдержать атаку целой роты. Естественно, отношение к этим стволам самое трепетное. С пулеметов сдувают пылинки в прямом смысле слова. При обстреле их первыми убирают в надежные укрытия. Ибо при вражеской атаке один пулемет может спасти нас всех.

Хотя если сказать, что мы сидим в окопах – это не сказать ничего. Здесь не линия окопов, здесь настоящее подземное царство. Наши позиции глубоко в земле, мы зарылись на четыре с половиной, а на отдельных участках и на все пять метров. По ходам сообщения, прорытым на такой же глубине, можно спокойно добраться до позиций второй линии. Солдатские блиндажи также прочно врыты в землю, изнутри они укреплены бревнами, а в некоторых даже вымощен досками пол. Имеются отдельные ниши для раненых – при серьезном обстреле их немедленная эвакуация является достаточно проблематичным делом, а порой и вовсе невозможным. Воздух здесь всегда очень тяжелый, недвусмысленно отдающий холодом, дерьмом и могилой. Что бы выбраться на поверхность используются прочные, деревянные лестницы. Наверху специально оборудованные насыпи – брустверы, надежно укрытые мешками с песком. Именно здесь находятся солдаты во время вражеской атаки. А сейчас там стоят лишь часовые, прикрытые хорошо замаскированными бойницами, да наблюдатели. Все подходы к нашим позициям густо опутаны бесконечными рядами колючей проволоки. Вся основная жизнь пехотного подразделения идет в глубине.

Начинаю обход траншей. Первым взводом командует су–лейтенант Жером, спокойный и рассудительный вояка. Чистокровный парижанин, поэтому к провинциалам относится с легким высокомерием. Почти успел закончить медицинский, но война помешала. Категорически отказался служить в госпитале и добровольно ушел в стрелки. С офицерских курсов вернулся всего три месяца назад, так что лейтенант новоиспеченный, но ответственный. На полном серьезе уверяет, что эта заваруха продлиться ровно сто лет. Из них девяносто пять лет уйдет на то, что бы распутать всю поставленную сторонами колючую проволоку, а следующих пяти годочков вполне хватит на то, что бы полностью перебить друг друга. Сейчас он ровным голосом отдает приказы, объявляя взводу задачи на день. Здороваемся. Слушаю рапорт. Двое из его людей и впрямь здорово простыли, их нужно направить в медпункт. Подписываю эвакуационные свидетельства – без них в тылу верная дорога в лапы полевой жандармерии. Без документов здесь разрешается только умирать, а на все остальное нужна бумага. Иду дальше.

Брань Гийома слышно издалека, значит я приближаюсь к его подразделению. Он всегда ругается, и в плохом настроении, и в хорошем. Просто характер у него такой. За что–то честит своих сержантов, командиров отделений. Здесь окопный день уже в самом разгаре. По ходам сообщения с ведрами в руках уходят пищеносы – полевая кухня у окопов второй линии, так что за едой нужно идти. Это не очень хорошо, к нам еда попадет почти холодной. Но ничего не поделаешь. Готовить пищу здесь нельзя, дым сразу навлечет на тебя неприятельский огонь. Солдаты в промокших шинелях чистят оружие, роют землю, укрепляя позиции. В каждом взводе примерно половина Марий–Луиз (прозвище новобранцев во французской армии) , этот выход в окопы передовой линии для них первый. Остальные – бывалые вояки, настоящие пуалю (фр. les poilus — волосатики, волосатые. Так во Франции эпохи Первой мировой называли солдат – ветеранов) . Я всегда смешиваю новичков с теми, кто уже побывал в огне. Да по–моему, так делают все: подразделение составленное из одних новобранцев ничего не стоит в современном бою. Гийом громко приветствует меня. Вместе с ним поднимаемся наверх и осматриваем посты наблюдения. Наблюдение проводим с чрезвычайной осторожностью: снайперов на противоположной стороне никто не отменял. На прошлой неделе двоих зазевавшихся наблюдателей подстрелили, гады. Правда не здесь, а на другом участке, более близко выдвинутым к противнику. Сейчас до позиций бошей около километра, там наверное, также царит обычная утренняя суета. С такого расстояния словить снайперскую пулю маловероятно, но мы маскируемся просто в силу окопной привычки. Пейзаж перед нами унылый. Ни одного дерева, только нескончаемые ряды колючки, а за ними поле грязи, сплошь изрытое воронками от снарядов.

Третий взвод находится под началом су–лейтенанта Лефуле. Он кадровый военный, в армии больше пяти лет. Младшее офицерское звание получил не заканчивая офицерской школы, а был произведен сразу же из сержантов. Бретонский крестьянин, степенный, крепкий мужик. Знаю, что солдаты «за глаза» называют его папашей. Очень немногословен. Но взвод держит в железных руках. Любое нарушение дисциплины карается им одинаково: виновный, а затем и командир его отделения, получают такой удар кулаком в грудь, что добрых пару часов не могут прийти в себя. Физической силы он необычайной. Однажды, на спор ухитрился расколоть топором трофейную немецкую каску. Зрелище действительно потрясло всех. Сейчас он проверят защитные маски своих бойцов. Неторопливо и придирчиво капрал осматривает каждую, крутя ее в своих огромных руках. Увидев меня Лефуле прекращает свое занятие, командует «смирно» и козырнув, рапортует. Здесь позиция больше чем где–либо залита водой, поэтому сегодня все силы будут брошены на проведение дренажных работ. Что ж, действуйте ребята.

Ну вот и все мое войско. Вообще, по строгим правилам военного устава, ротой должен командовать офицер в чине капитана, а командир взвода – это лейтенантская должность, но уж никак не ниже. Но война внесла свои коррективы в уставы и наставления. Половина кадрового офицерского корпуса оказалась выбитой в четырнадцатом году. Срочно пришлось открывать множество краткосрочных офицерских школ, в которых наиболее отличившиеся капралы и сержанты, получали офицерские нашивки. И вот, благоволите: теперь су–лейтенанты командуют взводами, а лейтенанты ротами. И ничего страшного не случилось. Опытный вояка – сержант, в тысячу раз лучше знает свое дело, чем любой лейтенанант–новичок. Вот и сейчас, везде все нормально. Во взводы возвращаются пищеносы. Строго говоря, питание нам положено двухразовое, но на передовой всегда все получают суточный паек за один заход. Объяснение простое и разумное: а вдруг начнется обстрел? И тогда уже не прогуляешься так спокойно с ведрами до окопов второй линии. Сейчас в ведрах плещется уже остывший суп. Мясные консервы, хлеб. И конечно же пинард, черт бы его побрал. Это отвратительное легкое пойло разливают из расчета по пол литра на человека. Впрочем, Гийом утверждает, что им совсем не плохо запивать коньяк. И вдруг волнение: а сок? Где сок, дьявол вас забери? (сок, фр. jus – так в окопах называли кофе) . Да вот он конечно, тащивший его солдат просто немного отстал от своих. Суп, разумеется едят сразу, пока он не стал совсем холодным. Остальное, как и пинард, откладывается на ужин. Француз он ведь и на войне француз. А как настоящему французу можно заснуть, пусть даже и в грязной траншее, если не распить на сон грядущий бутылочку винца?