Игорь Зимин - Царская работа. XIX – начало XX в.

В воспоминаниях князь В.П. Мещерский писал, что «стоять около коляски при выходе Государя дозволялось всякому: были тут обычный жандарм, обычный полицейский городовой и обычный сторож сада. Все они при приближении Государя, становясь во фронт, стояли к нему лицом и спиною, увы, к той кучке, где был злоумышленник Каракозов» 273.

По официальной версии, спас царя крестьянин Костромской губернии Осип Иванович Комиссаров, который толкнул Каракозова в руку, в результате чего пуля пролетела над головой императора Александра II. Участник работы следственной комиссии П.А. Черевин утверждал в воспоминаниях, что, скорее всего, это было искреннее, но крайне выгодное с точки зрения монархической пропаганды заблуждение. При этом во время допросов Каракозов настойчиво утверждал, что ему никто не мешал стрелять и не толкал его руки. Неудачу своего выстрела он приписывал только собственной торопливости 274. А торопливость эта была вызвана криком сторожа Летнего сада, который увидел руку с пистолетом, направленную в сторону царя. Но, как это обычно бывает, Комиссаров получил от царя 50 000 руб. и потомственное дворянство 275, а безымянный сторож Летнего сада только 20 коп. «на чай».

Любопытны показания самого Комиссарова на заседании Верховного уголовного суда, который был создан высочайшим указом правительствующему Сенату 28 июня 1866 г. Когда «героя» спросили о произошедших событиях, Комиссаров утверждал, что он видел, как преступник вынул пистолет и «метит в государя – я только и успел подпихнуть руку этого самого человека и вдруг не помню, что со мной сделалось, сам ничего не помню». Комиссаров и дальше «железно» стоял на этой версии – видел, как стреляли, он спас царя, а на все попытки уточнить детали заявлял о провале памяти 276. Впрочем, его долго и не мучили.

О.И. Комиссаров

Сохранилась стенограмма допроса тех, кто задержал Каракозова. Так, унтер-офицер жандармского эскадрона Лукьян Слесарчук показал, что он заступил в наряд в 12 часов у Летнего сада и дважды обошел его. В четыре часа пополудни он стоял у ворот Летнего сада, держа в руках полость коляски, в которую должен был сесть царь. Стрелявшего он не видел, но после этого унтер сразу же бросил полость и «сейчас побежал за выстрелившим, а он, как только сделал выстрел, сейчас побежал через дорогу по Невке» 277.

Второй участник задержания Каракозова – унтер-офицер Команды дворцовых городовых Степан Заболотин, показал, что в момент выстрела он держал в руках шинель царя. После выстрела, который раздался «с левой стороны», он тоже бросился за террористом. Унтера схватили Каракозова, когда тот подбежал к Прачечному мосту Охранники отобрали у Каракозова двуствольный пистолет, один из стволов которого оставался заряженным. Заболотин передал этот пистолет Александру II и «сказал, что еще заряжен был один ствол и не спущен курок» 278.

Судьбу этого пистолета выясняли специально. В ходе следствия было установлено, что пистолет куплен в Москве за 15 руб.

М.Н. Муравьев

Деньги на его приобретение дал двоюродный брат Каракозова – И. Худяков. При этом Каракозов прямо говорил брату для чего покупается пистолет. Пули и порох для пистолета куплены в Петебурге: пули – в оружейном магазине, а порох – в лаборатории на Выборгской стороне 279. Прямо на месте покушения пистолет был передан в руки императора, а затем для проведения следственных действий, отправлен в III Отделение. В некоторых источниках утверждается, что Александр II лично отправился в III Отделение и передал начальнику Штаба Корпуса жандармов генералу Н.В. Мезенцеву пистолет Каракозова. Впоследствии один из германских корреспондентов, принятых императором Александром II в кабинете Зимнего дворца, обратил внимание, что «под стеклянными колпаками, рядом с казачьими киверами покойных императора Николая I и цесаревича Николая Александровича» хранится «пистолет, оказавшийся тем самым, из которого Каракозов выстрелил в государя 4 апреля 1866 г. Пистолет был двуствольный и один из стволов оставался заряженным» 280.

После задержания Каракозова немедленно доставили в III Отделение. При обыске у него изъяли пузырек с синильной кислотой, два грамма стрихнина в порошке и восемь порошков морфия 281. Была немедленно организована следственная комиссия, которую с 7 апреля 1866 г. возглавил М.Н. Муравьев, которого революционные радикалы и поляки называли «Вешатель» за жесткие действия по подавлению Польского восстания в 1863–1864 гг. Вскоре филиал следственной комиссии начал действовать и в Москве.

Для того чтобы установить личность террориста, к нему сразу же (с 4 по 11 апреля) применялись жесткие методы следствия. По свидетельству П.А. Черевина, Каракозова держали на хлебе и воде, допрашивали по 12–15 часов подряд, при этом «не позволялось не то что бы сесть, но даже прислоняться к стене. Ночью будили по три раза в час», заговаривая с ним на польском языке, поскольку предполагалась связь покушавшегося с поляками 282. Но непосредственные методы физического воздействия не применялись. Проще говоря, его не били и не пытали 283. Хотя революционеры искренне считали, что Каракозова подвергали средневековым пыткам.

Н.А. Ишутин

7 апреля 1866 г. установили имя и место жительство Каракозова. 9 апреля в Москве арестовали Н.А. Ишутина и его соратников, их немедленно доставили в Петербург. После очной ставки Ишутина с Каракозовым, последний стал давать показания. К сентябрю 1866 г. общее число арестованных по делу о покушении на Александра II составило 196 человек.

В ходе следствия вскрылись очевидные недостатки в организации охраны царя. Так, унтера дворцовой стражи и Жандармского корпуса, присутствовавшие в Летнем саду, смотрели на царя, а не на толпу, от которой они должны были охранять императора. Более того, один держал в руках шинель, а другой полость саней. С точки зрения сегодняшнего дня такое поведение охраны просто преступно. Но вместе с тем необходимо учитывать, что должностные инструкции спецслужб пишутся кровью и среди потоков этой крови есть и кровь Царя-освободителя. Эти профессиональные и психологические «проколы» нарождавшейся дворцовой спецслужбы показывали, какой путь предстоит им пройти для полноценной деятельности по охране первых лиц государства.

В литературе принято квалифицировать события 4 апреля 1866 г. как действия террориста-одиночки, поскольку даже Ишутин был неосведомлен о террористических намерениях Каракозова.