Николай Морозов - АЗИАТСКИЕ ХРИСТЫ

— Неправда! — отвечу я вам. — Я только что взял первую попавшуюся мне на глаза книжку: «Последняя любовь Тютчева», биографический рассказ Георгия Чулкова. Я выписал из нее первые строчки предисловия, переделав имя, Тютчева в Тьютчи, Пушкина в Пуши, издателя Быкова в Бикки, Брюсова в Брюсоу и Денисову в мисс Дениз, и вот, вместо чисто русского колорита, получился совсем английский, и вы не узнаете родного.

Но не то ли же самое происходит, когда в каком-либо переводе оставляют непереведенными прозвища действующих лиц, особенно мифологические, которые на том языке имеют аллегорический смысл?

И вот, сам собою навязывается вопрос: если б вам заранее не внушили, утвердив это внушение еще чуждой фонетикой имен действующих лиц, что приведенные мною несколько страниц назад три отрывка из «Зенда-Весты» принадлежат совершенно чуждой европейцам религиозной культуре и притом умершей своей смертью более, чем за две тысячи лет до нашего времени, то догадались бы вы сами об этом? Вы, несомненно, сказали бы, что это того же рода и времени произведения, как и библейские псалмы и евангельские сказания, и сомнамбулистические произведения современных нам спиритов.

А если на это нам ответят, что приведенные мною здесь три произведения написаны на языке, сохранившемся теперь лишь в религиозной литературе индостанских парсов, то какая же причина приписывать ему допотопную древность, если он в употреблении у парсов в качестве литературного жаргона и теперь? Ведь вот до самого Петра I у нас писали исключительно на церковно-славянском даже и светские произведения, каковы летописи, хотя говорили между собой по-русски, а у немцев даже и в XIX веке некоторые ученые ухитрялись писать свои сочинения по латыни, говоря между собою по-немецки. Причиной этого была, конечно, в юности подражательность старшим, а в старости консерватизм, и нет ни малейшего сомнения, что если б какой-нибудь священник, слишком начитавшись своих богослужебных славянских притчей, пророчеств и псалмов, сам почувствовал в себе прилив поэтического творчества, то начал бы изливать его именно на церковно-славянском языке, а католический священник по латыни. Писать иначе показалось бы ему прямо профанацией.

Вот почему и сами церковные гимны не переводятся на национальные языки, так как становятся на них прямо смешными.

Вот хоть песнопение при обряде причащения:

«Приидите, пиво пием новое,

Не от камени неплодна чудодеемое,

Но спасенья источник!»

При переводе на русский язык это выходит:

«Приходите! Выпьем нового пива!

Не из камня бесплодного, чудом сделанного

Но все же источник спасения!»

По той же причине и индусские брамины и священники парсов XIX века, единственные грамотеи того времени в своей стране, неизбежно должны были писать и свои собственные произведения особенно религиозно-поэтического рода на его обычном, созданном на местной почве иностранными учителями и никогда нигде не употреблявшемся в домашней жизни жаргоне. Это не первичные вымершие народные языки, а нечто вроде мулов, происшедших от скрещения пришлых миссионерских жеребцов с местными национальными ослицами.

Наглядным образчиком их возникновения и развития служит современный нам язык польско-немецких евреев, который, несмотря на недавность своего возникновения, успел уже развить свою самостоятельную литературу и который никто, конечно, не сочтет за древненемецкий язык, сохраненный с незапамятных времен еврейской частью польско-немецкого населения.

А ведь парсы в Индии находятся в совершенно таком же положении, как и евреи в Польше, да и называют себя не только парсами, а и гебрами, т.е. евреями, и я не знаю, какое из этих двух имен было их собственное и какое дано окружающими иноверцами и как давно дано. Мне кажется, что имя гебры у них первоначальное.

Я не рассчитываю, конечно, на то, чтобы чтение приложенного алфавитного списка было очень занимательно для обычного читателя, но он здесь совершенно необходим, так как лучше, чем что-либо другое доказывает справедливость моего вывода, что язык Зенда-Весты не какой-нибудь самостоятельный язык, а конгломератный из языков Балканского полуострова, занесенный внутрь Азии христианскими миссионерами не ранее «просветителей Руси» Кирилла и Мефодия. Перейдя от учителей к местным ученикам, для которых совершено чужда была его грамматика и коренной состав слов, он и преобразовался в удобный для их слуха жаргон, который и закрепился в таком виде, как его нашел Анкетиль-дю-Перрон в конце XVIII века.

Само собой понятно, что претендовать на воспроизведение тонких нюансов местного произношения, при современном отсутствии рациональной общенародной систематической азбуки, о необходимости введения которой в общее употребление я уже достаточно говорил в III томе Христа. Это все равно как вместо французского <���…> писать по-русски демон, вместо английского <���…> писать Джемс, вместо латинского <���…> — Гермес. Но и из этих самых примеров читатель видит, что разница нюансов произношения не затемняет основную сущность дела.

С такой точки зрения, пусть читатель и перелистает приложенный здесь список, имея в виду, что этот не полный словарь славянских, греческих и латинских слов, вошедших в язык Зенда, а только те, которые вошли в переведенные здесь коротенькие образчики. Ведь это более половины всего их словаря в исследовании Коссовича «Четыре статьи из Зенда-Весты»!

Вот они с моими пояснениями:

А — приставка перед словом соответствует греческому отрицанию, например, в слове А-гностик, т.е. который не знает.

Ава — славянское «овый», у русских это сталось в восклицании эва, эво.

Агура — отождествляется обычно с санскритским Асура, и переводится словом «живой», как и греческое имя Зевс, и библейский Иегова. А слово Мазда отождествляется с санскритским Медас — Мудрый. Но это просто увлечение Бенфея и Бюрнуфа, настолько сосредоточивших свои мысли на Азиатском востоке, откуда думали вывести все религии, что они не заметили запада Азии. Первое слово имени Аура-Мазды или Ор-Музды несомненно происходит от библейского АУР — свет, и от МАСД — творец, и значит Творец Света, а санскритское Асура есть тоже еврейское имя Ассур, котрое значит — господь, властелин. Потому слово Ормузд я и перевожу везде — Отец Света.

Азем — славянское Аз, русское Я.

Айрья — ариец, почтенный.

Айрьяна — арианин, но уже не считается теперь человеком арианской религии, а целым племенем, как, например, и евреи. Ан-айрья значит не ариец, вроде русского нехристь (аналогично ан-архист).