Николай Морозов - АЗИАТСКИЕ ХРИСТЫ

Тритья — третья, третий, греческое тритос.

Трас — трястись, греческое тарас.

У

Уба — оба.

Удра (вместо вудра) — выдра.

Урбага (испорченное урабара) — латинское <���…> дерево.

Ус (испорченное вуз) — славянское воз, такая же приставка как в словах Воз-главляю, воз-ьмусь.

Уста — устный, славимый.

Устана — дыхание устами, душа (от дышать).

Ф, Х, Ц

Фра (вместо пра) — пред, греческое про, например, в слове пролог.

Ч

Чатваре — четыре.

Чатваро — четверо.

Чи — славянское что, чей, санскритское чи.

Чад — славянское чей.

Ш

Шити, также жити — жительство, дом, санскритское кшити.

Шойстра — почто греческое сатрап.

Шус, искаженное существовать.

Я

См. выше под буквой Й (слог Йа).

При изучении влияния друг на друга двух разноязычных культур, нам прежде всего должно руководиться такими двумя эмпирическими, т. е. выводимыми из наблюдения законами.

1-й закон: «Язык руководящей культуры внедряет в руководимую главным образом корни своих слов, оголяя их совсем от их первоначального флексического одеяния, т. е. усекая их концы и отчасти одевая их во флексическое одеяние руководимого языка.

Как пример потери флексического одеяния, приведу несклоняемость по-русски многих вошедших в него иностранных слов, например: бюро, пальто, а затем и всех женских собственных имен, оканчивающихся на И, например: Мэри, Люси, Дженни и фамилий на И и О, например Гарибальди, Фуко и т. д. в применении к женщинам вообще иностранных фамилий: так миссис и мисс Дарвин останутся неизменными во всех падежах, тогда как самого Дарвина мы склоняем.

А примеры оголения чистого корня посредством от него флексивных фонем у нас настолько многочисленны, что и не пересчитать: латинский у нас дом, латинский у нас иго, Титос-Тит, Макус-Мар, Петрос-Петр, телефонос-телефон, телеграфос-телеграф. И присутствие этих усеченных или несклоняемых слов ясно показывает, что и наша временная русская культура, когда-то росла под гегемонией латинского и греческого языков, как культуртрегерские вследствие усеченных греческих и латинских слов во все европейские языки для обозначения новоизобретенных предметов, сохранилось по инерции и теперь.

Все это и понятно. Для человека даже знающего не только свой родной язык, но и несколько иностранных, несравненно легче перейти к новому имени для какого-нибудь предмета, например, комнату называют камерой, съезд — конгрессом, паровоз — локомотивом, начать склонять какое-нибудь свое слово в своем национальном обиходе по иностранному и говорить по-русски вместо телеграф, телеграфа, телеграф — летелеграф, дютелеграф, отелеграф, а француз на своем языке именно так и скажет. Причина этого в том, что флексивные формы, которых немного с детства внедрились в нашем сознании, а корни имен многочисленных и пополняются у каждого новыми вместе с накоплением знания.

Значит, всякая местная культура, в язык которой вошло много усеченных и искаженных слов».

2-й закон: «Корни слов культурно руководящего языка принимают основные оттенки дикции культурно руководимого и ассимилируются с ближайшими по произношению местными словами, а когда содержат чуждые для данного языка звуки или необычные для него сочетания уже употребляющихся звуков, то принимают трудно выговариваемые произношения, кажущиеся особенно уродливыми особенно в транскрипции. Образчики последнего каждый из нас слыхал в произношении не получившими школьного обучения инородцами русских слов, что вошло даже в юмористические рассказы. К такому роду относится переход слова в церкву или церковь. Особенно же характеристична замена разных гласных в непривычных словах через А, как первоначальный звук человеческой речи, впервые произносимый ребенком всех наций (насколько мне известно).

Приложим же эти законы к рассмотрению вендского языка.

Вот я взял и посмотрел глоссарий Коссовича к четырем небольшим рассказикам, три из которых уже привел, а четвертый приведу далее, они всего на восьми страничек и что же сказалось? Не менее половины коренного состава слов в этом глоссарии испорченного славянского и отчасти греческо-латинского, а к удивлению иногда и германского и франкского происхождения, как видно из приведенного здесь списка, который еще далеко не исчерпывает всего.

И все признаки того, что не эти — европейцы — заимствовали корни отсюда, как будто бы первичного языка их, а наоборот тут на лицо в свете только что выведенного мною эмпирического закона лингвистических явлений при смешении руководящей культуры с руководимою. Закон оголенья корней слов от прежней их флексической одежды при их внедрении из руководящей культуры в руководимую здесь на каждом шагу и притом часто с переходом разных гласных в первичное детское а-а.

Так, в только что приведенном списке, сразу же вместо везти мы видим воз, т. е. оголенный корень от слов везу, воз; вместо новый — нова; вместо печь (и варить) — пач; вместо тот — тад (санскритское тат), вместо топ-ить (печку) — тап, откуда и русское топ-ка; вместо трястить — трас, откуда и русское тряс, вместо славянского не-на, который в катара и т.д.

Как пример искажений подобных переходу латинского цирка в русскую церькву или сокращения цезаря в царь, мы имеем в превращениях слов: даждь (дай) в дазды, мзда и мизда, мерзко жить — в мерезу жити.

А затем мы видим и чисто русские слова без всяких изменений: давай — русское давай, зима — русская зима, в обобщении холод, чатваро — четверо, бага — бог.

А если мы примем во внимание, что в зенде русское Л перешло целиком в Р, то и в массе слов, звучащих по внешности чуждо, узнаем родное. Так волк вместо велка произносится верка; слава (славность), вместо славень произносится сравань; а корень слова слушать «слу» произносится «сру».

Не бывши никогда у парсов Индии, я конечно не претендую на тонкость произношения всех этих их их слов, а руковожусь Коссовичем, который в свою очередь руководился Бонном, но если вы примете во внимание, что Бонн не умел произносить мягких согласных (пь, ть и т. д.), то и мое предположение, что звуковой состав зендского языка на самом деле еще ближе к славянским и греческим, чем тут указано, не покажется вам излишним.

Тогда греческое слово парка (злое чувство) должно будет читаться не пайрика, как в транскрипции Бонна, а пярька, что много ближе к парке; слово дайтья — добрые творения — сблизится с русским дети, что напомнит нам херувимов; слово дрвайна — деревянный будет произноситься дрвяна, что еще ближе к славянскому.

Но даже и не прибегая к этим поправкам, а довольствуясь элементарной фонетикой, нетрудно прийти к безусловному выводу, что зандский язык есть язык балканских христианских миссионеров, занесенный в средние века не только в Россию, как церковнославянский и быстро закрепившийся письменностью, но и во внутреннюю Азию, где благодаря отсутствию преемственной и распространенной письменности потерял свою первичную флексию приспособившись к местной, подобно тому, как и в русском языке все иностранные слова приспособились к русской флексии и восприняв много местных слов обратился в тот жаргон, который и сохранили нам парсы.