Мауно Йокипии - Финляндия на пути к войне

Финляндская экономика из-за начавшейся большой войны претерпела серьезные изменения. Морские коммуникации оказались прерванными. И хотя та половина финского флота, которая осталась в водах мирового океана, пыталась через Петсамо поддерживать связи с западом, отсутствие железнодорожной ветки к побережью Ледовитого океана ограничивало экспорт финской промышленной продукции. Английская экономическая блокада практически свела на нет ввоз товаров. Торговлю надо было переориентировать на Германию и на завоеванные ею страны Центральной Европы. И в этом существенно преуспели. Торговыми козырями Финляндии являлась медь Оутокумпу и никель Петсамо, хотя с последним на данном этапе связывались скорее планы на будущее, чем сиюминутные расчеты. Предметом особой заботы Финляндии являлось зерно, которого недоставало. Но весной 1941 г. ситуация проясняется: в случае кризиса до нового урожая можно было продержаться за счет увеличения потребления иных продуктов, не прибегая при этом к помощи Германии. К тому же по всем прогнозам война на востоке должна была закончиться к предстоящей зиме. Так что только неурожай, о чем при вступлении в войну не дано было знать, а также непредвиденная затяжка войны с Россией могли поставить Финляндию на колени. Зерновую проблему, таким образом, нельзя считать непосредственной и решающей причиной вступления Финляндии в войну.

Вряд ли также проблема безопасности и вооружения весной 1941 г. напрямую заставила Финляндию вступить в войну. Заказанные во время Зимней войны, но запоздавшие поставки вооружения, особенно тяжелая артиллерия и самолеты, поступили только в конце 1940 г., что позволило в несколько раз увеличить нашу огневую мощь. Строившиеся на восточной границе оборонительные сооружения, так называемая Линия Салпа, весной 1941 г. еще не была готова. Воинские части были увеличены с 9 до 16 дивизий и их новая подготовка, которую, в частности, требовала новая артиллерия, была в стадии разработки. Кроме того, Германия, которая на этой стадии в своей экономической политике исходила из тезиса молниеносной, а не тотальной войны, не могла, впрочем, оказать Финляндии большей материальной помощи. С разных сторон — от Маннергейма, Рюти, немцев — слышались единодушные заявления о значительном росте оборонительных возможностей Финляндии по сравнению с Зимней войной. Разве можно было использовать эту новую силу для сохранения нейтралитета, если цена финского участия в войне столь резко возросла?

После Зимней войны Финляндия в своей политике следовала безусловному нейтралитету, поскольку официальная Германия благоволила Советскому Союзу, западные страны были слишком далеки, а Швеция в решающий момент не поставила бы на карту свой нейтралитет, хотя ее гуманитарная, экономическая и дипломатическая поддержка была бы для Финляндии крайне важна. Оккупация немцами Норвегии весной 1940 г. уже немного изменила картину, но при отсутствии открытой германской поддержки — только в теории. Вместо этого экономический разворот Финляндии в сторону Германии и контролируемых ею стран летом 1940 г. являлся уже серьезным фактом. С присоединением летом 1940 г. Советским Союзом Прибалтийских стран и в связи с угрозами местных коммунистов уготовить Финляндии аналогичную судьбу в августе в стране разразился внутренний кризис. На этом этапе Германия резко сменила свою политику и под прикрытием соглашения о транзите немецких войск стала оказывать Финляндии внешнеполитическую поддержку. Угроза новой войны отступила, и Финляндия смогла вздохнуть с облегчением. И хотя Германия по большому счету официально не заявила о дипломатической поддержке, факты позволяли сделать вывод об изменившейся ситуации. Видимо, именно этот неофициальный характер германской поддержки добавил ветра в шведские паруса осенью 1940 г., в связи с чем Стокгольм выступил с инициативой заключить унию о нейтралитете между Швецией и Финляндией. У нас сторонником скандинавской ориентации являлся в частности Маннергейм. Дело продвинулось до официальных контактов между странами, но на практике оно зашло в тупик уже в начале декабря, поскольку и Германия, и Советский Союз целенаправленно противодействовали этой унии. Обеим супердержавам было выгоднее иметь дело с двумя маленькими странами, чем с одним государством среднего калибра.

Уже на этом этапе наиболее существенные контакты с Германией переместились с представляемой дипломатией «гражданской линии» на «военную линию», которую избрали немцы. Переговоры о транзите войск и закупках оружия в августе-сентябре 1940 г. проводило доверенное лицо Геринга полковник Фельтиенс. Генерал-майор Талвела осенью 1940 г. в качестве эмиссара Маннергейма совершал неоднократные ознакомительные поездки в Берлин. В декабре у него запросили точные сведения о мобилизационных возможностях Финляндии, что позволило финнам сделать первые предположения о будущем. Эти сведения отвез в январе 1941 г. начальник главного штаба Хейнрикс, который 30 января 1941 г. имел в Берлине встречу с начальником штаба ОКХ Гальдером. Именно на этой встрече Финляндия впервые узнала о планах нападения Германии на Советский Союз, но не о наименовании самой операции и ее деталях или о сроках ее проведения. После возвращения Хейнрикса эта сверхсекретная новость оказывала влияние на планы правящей верхушки Финляндии.

Давление со стороны Советского Союза — Энсо, возвращение машинного оборудования, демилитаризация Аландских островов, транзит в Ханко и т. д. — только нагнетали обстановку в Финляндии. Известие о планах ликвидации Финляндии, высказанное Молотовым в ходе его берлинской поездки в ноябре 1940 г., по трем каналам быстро достигло Финляндии, так что его «официальное» обнародование весной 1941 г. не было неожиданностью для ведущих финских политиков. Во время обострения никелевого кризиса в январе 1941 г. Маннергейм выступал за проведение частичной мобилизации, но Рюти и правительство это предложение отвергли. Отношение к переговорам по вопросу о никеле стало водоразделом для внешней политики Финляндии. Уже в начале января Маннергейм требовал проведения более жесткой линии. И когда наш посол в Москве Паасикиви в начале февраля предложил для преодоления кризиса обменять всю территорию Петсамо, Маннергейм 10 февраля 1941 г. подал в отставку, поскольку считал, что возраставшие день ото дня уступки создают угрозу оборонительным возможностям страны. Валден своим прошением об отставке поддержал своего старого друга. Рюти удалось все же уговорить маршала остаться на посту, но, очевидно, только согласившись на ужесточение политики, к которому правительство и так постепенно склонялось. Паасикиви пришел в ужас от неуступчивости правительства и предложил 19 февраля 1941 г., чтобы от Германии получили заверения не только в дипломатической поддержке. На следующий день он подал прошение об отставке. Министр Пеккала был готов поддержать Паасикиви своей собственной отставкой, но социал-демократическая партия запретила ему этот шаг. Правительство вызвало Паасикиви в Хельсинки и держало его в ожидании собственной судьбы на протяжении всей весны, приняв отставку только в мае 1941 г. С середины февраля внешняя политика Финляндии стала намного определеннее. Она перестала быть пугливой и уступчивой, обрела самостоятельность и твердо следовала нейтралитету. Это проявилось хотя бы в том, что Советский Союз вынужден был пойти на замену представлявшего жесткую линию посла Зотова, обвиненного в шпионаже, на другую фигуру. Финляндская политика СССР стала более мягкой только через два месяца, с середины апреля 1941 г., когда с приездом нового посла Орлова открылся совершенно новый этап взаимоотношений. В равной мере потепление наблюдалось и в отношениях Советского Союза и Германии.