Мауно Йокипии - Финляндия на пути к войне

Напала бы Германия на нейтральную Финляндию, если бы она в начале июня 1941 г., опираясь на господствовавшие настроения в парламенте, отказалась от военного сотрудничества? Этого нам знать не дано, тем более, что подобных обсуждений вообще не велось. Но представляется странным, если бы Германия, начиная большую войну на востоке, хотела бы приобрести еще одного противника на периферии. Поставки меди и никеля Германия с большей легкостью могла бы для себя обеспечить от дружественной и нейтральной Финляндии. Продовольствия в стране хватило бы до нового урожая, к тому же полагали, что операция Барбаросса завершится уже предстоящей осенью.

Цимке и Кросби считают, что, опираясь на рапорт германского военного атташе полковника Рёссинга в ОКХ 15 июня 1941 г., можно говорить о том моменте, когда Финляндия встала на сторону Германии. Это случилось во второй половине дня 14 июня 1941 г., во время совместного заседания президента и военного кабинета, в ходе которого президент «одобрил германо-финляндские военные договоренности». Маннинен убедительно свидетельствует о том, что содержание этого решения не носило теоретического характера, как до сих пор полагали, а было сугубо практическим: объявление второго, более широкого этапа мобилизации, состоялось в точно обещанный немцам срок — 15 июня. К этим войскам относились части охраны Аландских островов и Ханко, а также III армейский корпус, направлявшийся в Кайнуу, на южный фланг немецких подразделений в районе Саллы. Всего теперь подлежало мобилизации около 30 тысяч человек, столько же, сколько насчитывала вся армия мирного времени. До сего момента Финляндия сохраняла в какой-то мере свободу рук и веру в собственный нейтралитет. Когда же большая часть только что отмобилизованных финских войск сразу же с 15 июня 1941 г. была подчинена германскому руководству в Рованиеми, можно сказать, что с формальным нейтралитетом по сути дела было покончено. Так, во всяком случае, считали наши военные.

В дневнике генерала Эрфурта (14 июня 1941 г.) мы читаем: «Сегодня во второй половине дня Хейнрикс сообщил мне результат заседания правительства. Президент республики был непреклонен и одобрил германо-финляндские военные договоренности». Под договоренностями имеется в виду график проведения мобилизации. Стилистика записи говорит о том, что военные занимали более жесткую позицию и опасались проявления со стороны президента колебаний (как это имело место 14 и 20 февраля).

Аналогичный шведский документ был опубликован Лейфом Бьёркманом в 1971 г. Генерал Хейнрикс сообщил 14 июня 1941 г. военному атташе Швеции Курту Кемпфу: «Финляндия сделала решительный шаг, который может быть неверно истолкован шведской стороной. Но у Финляндии нет никакой возможности выбора после тех испытаний, которые выпали на ее долю после заключенного с русскими мира».

Четвертым источником, в котором также говорится о вышеуказанном совещании, является так называемый «Дневник» Рюти (воспоминания).

«14 июня 1941 г. маршал Маннергейм, премьер-министр Рангель, министры Валден и Виттинг, а также генерал Хейнрикс были у меня, каждый докладывал о ситуации в своей области. Маннергейм был совершенно уверен в том, что если между Германией и Советским Союзом вспыхнет война, то русские сразу же нанесут удар и по нам, во всяком случае — с воздуха, при этом не исключены военные действия на суше и на море. Так что масштабные предупредительные меры в военной области, по его мнению, совершенно необходимы, и он к ним уже приступил».

Действия военных были одобрены гражданской властью. При этом догадались сослаться на § 87 положения о воинской повинности, согласно которому превентивные меры в военной области входят в компетенцию министерства обороны. Таким образом, это решение не подлежало утверждению в правительстве или парламенте, и в результате удалось избежать политического противодействия внутри страны и неизбежного шума за рубежом.

Главным военным представителем немцев в Финляндии стал генерал Вальдемар Эрфурт, прибывший в страну 13 июня 1941 г. и до этого являвшийся V-м главным квартирмейстером ОКХ. Этим же самолетом прилетел полковник Бушенхаген, основной представитель на переговорах, в задачу которого входило ознакомить Эрфурта с его задачами и после этого приступить к исполнению своих обязанностей в качестве начальника штаба немецкой армии в Рованиеми. Утром 14 июня 1941 г. господа представились начальнику главного штаба финской армии генералу Хейнриксу, которому Бушенхаген сразу же вручил его «протокол» Хельсинкских переговоров для проверки его финнами. Как свидетельствуют записи Эрфурта, Хейнрикс сразу же приступил к обсуждению общих вопросов. «Он просил, чтобы Германия гарантировала Финляндии ее политические требования и ее экономическое положение на тот случай, если войны не будет». Эта перспектива по-прежнему беспокоила финнов, и они пытались, как и десять дней тому назад, всеми возможными способами заручиться гарантиями в связи с возможностью подобного развития событий.

Маннергейм, во время своего визита к нему Эрфурта, произвел на последнего впечатление человека вежливого, но холодного. Он поднял вопрос о последнем сообщении ТАСС, отрицавшем какие бы то ни было переговоры Германии с Советским Союзом и возможность заключения какого-либо соглашения. Маршал сомневался в том, что корректность русских могла бы стать помехой в подыскании причин для начала войны.

Эрфурт пишет в своих заметках, что еще утром, беседуя с Хейнриксом, он понял: «отношения маршала с правительством непросты». Эрфурт, следовательно, понял расклад сил: занимавшийся военными приготовлениями Маннергейм являлся активной стороной, правительство — сдержанной. «Финнов удручает мысль о том, что политика Германии может сначала скомпрометировать финнов, а затем оставить их на произвол судьбы», — пометил он в своем дневнике.

Эрфурт и Бушенхаген приступили к действиям стремительно и по собственной инициативе. Они в тот же вечер 14 июня 1941 г. отправили в ОКВ срочную телеграмму, в которой говорилось:

«Финны очень надеются на то, что прежде чем они объявят всеобщую мобилизацию, они получат заверения в неизбежности войны; при ином же исходе дела они просят веских доказательств того, что их политический расчеты, в случае мирного исхода, будут реализованы. Ответ просим к середине дня 15 июня на имя военного атташе в Хельсинки. Бушенхаген. Военный атташе».

Телеграмму подписали Бушенхаген, поскольку он в то время еще официально вел военные дела с Финляндией и военный атташе Рёссинг. Когда Хейнрикс вечером узнал, что подобная телеграмма отправлена, он был очень доволен и попросил, чтобы ответ, если это возможно, поступил бы уже к середине следующего дня. Германское руководство, принимая во внимание важность дела, выполнило это пожелание. В практике обычной дипломатии эта просьба могла быть воспринята как своеобразный ультиматум, но важнейшие дипломатические решения Германия в то время по собственной инициативе принимала по так называемой военной линии (с августа 1940 г., с момента поездок Фельтиенса и Талвелы), что давало выигрыш во времени по сравнению с МИДом. Телеграмма поступила среди ночи в отдел атташе ОКХ, откуда ее переправили генерал-полковнику Йодлю в ОКВ. Адъютант Гитлера майор Энгель сделал с нее копию, и, по всей видимости, утром 15 июня Гитлер, Кейтель и Йодль обсудили проблему. Ответ был послан в двух экземплярах: один — в Финляндию, второй — в германский МИД.