Иван Ле - Хмельницкий (Книга вторая)

Хотя старшим в отряде был Ганджа, но вел их по этим извилистым дорогам Назрулла. Ему не впервые блуждать по болгарским дебрям. В начале зимы, усталые, обносившиеся и голодные, вступили они на украинскую землю. Тоже страдает горемычная, как и "смертники" Кривоноса, обнищавшая, ограбленная.

С какой радостью переправлялись они по льду через Прут в Каменец!.. Несчастная, но родная земля!

Приближался вечер, свежий снег припорошил лед. Потрескивающий лед словно приветствовал их. Еще больше задрожали легко одетые казаки, но не так от холода, как от радости, что наконец-то вернулись домой! Даже Назрулла, как утомленный пловец, преодолевший последний гребень волны, радовался этому возвращению. Вот он, Каменец, весь перед глазами!..

Но нет, не весь... Еще на льду, когда они только подошли к берегу, их встретили жолнеры Потоцкого. Рассеяли, разогнали!

Не удержался и кое-кто из казаков отряда Ганджи. Ведь воины же они! Спускались сумерки. Последним отступал горячий Вовгур, отстреливаясь из новейшего французского штуцера с кремневым запалом. Пули с воем настигали даже тех жолнеров, что охраняли покой каменецкой шляхты. Жолнеры всполошились. Им пришлось столкнуться не с простыми разбойниками из Молдавии, а с обстрелянными воинами. Жолнеры струсили и подняли такой крик, что на помощь им из Каменца выскочили конные гусары...

Спустившаяся ночь приостановила эту перепалку. Счастье окончательно изменило странствующим украинским воинам. Голодных, легко одетых и перемерзших негостеприимно встретила родная земля.

- Вот так вернулись домой! Чтоб они, проклятые ляхи, вовек не попали в свой родной дом!.. - с горечью говорили беглецы.

Утомленные боем, без еды и отдыха, с двумя ранеными, они вынуждены были бежать ночью. Стороной обходили хутора, посылая туда одного, чтобы расспросить о дороге да выпросить еды, или хоть на порох выменять теплую одежонку.

- Что же тут творится, на нашей родной земле, люди добрые? Думали, что домой вернулись, а нас здесь саблями, как турецких захватчиков, встретили! - жаловались они хуторянам.

- Пацификуют, взбесились бы они, проклятые! И придумали же такое словечко для нашего украинского брата, точно мы кроты или крысы. Обезоруживают казаков и заставляют пахать для шляхтичей захваченную у нас землю... - оглядываясь, жаловались хуторяне и лисовчики.

- По-моему, дядько Иван, - обратился Юрко Вовгур к Гандже, - осесть нам тут негде. Хотя и далеко до Чигирина, а придется добираться туда, не глядя на зиму.

- Чигирин, добре, добре... Богдан-ака! - чуть слышно произнес обессиленный Назрулла. Во время стычки у Каменца он тоже был ранен саблей в руку.

И они пошли дальше, походя подкрепляясь случайно раздобытой едой, убогим подаянием хуторян. Снежные бури, рождественские и крещенские морозы пересиживали возле костров в лесах, подальше от селения.

Каменецкие гусары и жолнеры не преследовали их. Но во все староства были разосланы гонцы с извещением войск о продвижении казаков. Под Белой Церковью казаков поджидали немецкие рейтары польного гетмана, поставленные в двух местах предполагаемой переправы их через реку Рось.

- И впрямь явились словно к мачехе... - горевал Ганджа. - Хотя бы одного, пусть и реестрового, казака встретить!

- Жди, реестровые казаки помогут, держи карман шире. Да они держатся за короля, как вошь за кожух. Продадут, погибнешь ни за понюшку табаку! Упаси боже нас от встречи с этими христопродавцами... - сердито возразил Вовгур.

Они пробирались по диким местам, обходя селения, где стояли польские жолнеры. Из рассказов хуторян узнали о беспрерывных стычках запорожцев с войсками коронного гетмана. Поражение войск Конецпольского под Киевом восприняли как подбадривающий признак роста силы казачества. А пока что им приходилось туго, они чувствовали себя иноземцами на своей родной земле.

Наконец, после стольких мытарств, их приняли в свое лоно приднепровские казацкие леса!

- Это уже и мои родные места! Отсюда мне пришлось впервые уходить с войском на Днестр... - восхищенно начал Вовгур и умолк.

- Так веди, раз тебе местность знакомая. Мне, молдаванину, тут труднее встретить кого-нибудь из своих, - отозвался Иван Ганджа. - А то совсем пропадем, если не от голода, так от холода.

Их отряд таял, как снег на солнце. Из пятидесяти человек, перешедших у Каменца Прут, осталось только тридцать. Разогнанные каменецкой охраной, утомленные и потерявшие всякую веру, они разбрелись кто куда. Одни направлялись на Брацлав, другие на Умань, в села и лесные хутора.

Назрулла хотел во что бы то ни стало добраться до Чигирина. Напрягая последние силы, он шел, веря в теплую встречу, в окончание неудач.

И вот однажды зимним вечером он с Иваном Ганджой и еще пятью воинами пришли в известные холодноярские леса. Монахини лесного скита, монастыря св.Матрены, увидели, в каком положении находятся эти перемерзшие вооруженные люди. Все жители Приднепровья знали, как преследуют польские войска казаков, угоняя их на Сечь или в леса, где и холодно и голодно. В отрядах казаков становилось все меньше и меньше, они находили приют в селах. Но там их обезоруживали жолнеры. Королевское правительство превращало украинских крестьян и казаков в хлопов, рабов на захваченных ими землях.

- Если направляетесь в Чигирин, то учтите, что там кроме реестровых казаков стоят еще и жолнеры. А недавно прискакали туда и немецкие рейтары. Из Белой Церкви принесло их сюда, прости, пречистая матерь, - говорили монахини, предупреждая казаков.

- Что же нам, матушки-сестры, делать? - тяжело вздохнув, спросили изморенные, озябшие казаки Ганджи.

- Приютить вас, братья, мы не можем. Ежедневно наезжают сюда жолнеры и реестровцы из Чигирина. А вот только что и рейтары наведывались, присматривались, псы, долго принюхивались, прости, пречистая матерь божья. Дадим вам харчей, и отправляйтесь... Только не в Чигирин!

- Лучше уж в Субботов, - поторопилась вторая молодая монашка. - Молодой субботовский хозяин иногда скрывает у себя вашего брата казака. Сам же он служит писарем в чигиринском полку.

3

Богдан не получал большого удовлетворения от службы писарем. Изо дня в день скучать в полку, управлять, приказывать от имени полковника... Нет, не к этому стремится деятельная натура Хмельницкого. Уж лучше пасти табуны коней на просторных чигиринских лугах или поднимать целину. А в свободное время ехать на Днепр и ловить в проруби задыхающихся подо льдом щук... Но нравится тебе эта служба или нет - такова уж твоя казацкая судьба. А отказаться от нее - значит отказаться от своего рода и казацкого звания!

Сегодня Богдан раньше обычного выехал из Чигирина и быстрее помчался в Субботов. "Тороплюсь, чтобы застать сынка бодрствующим? - почти вслух спросил сам себя и улыбнулся. - Эх-хе-хе! Торопимся, летим изо всех сил, и каждый раз все скорее и скорее". Но сегодня не ради сына торопится он домой, убежав, как от горя, от этой писарской работы!