Фаина Гримберг - Рюриковичи или семисотлетие «вечных» вопросов

Стоит сказать о двух сборниках ханских ярлыков, данных русским митрополитам в XIII–XIV веках. Ярлыки были переведены на русский язык с подлинников, сохранявшихся в митрополичьей казне. Эти сборники были составлены в конце XV — начале XVI века, когда монгольская держава, казалось бы, окончательно пала. И вот тут-то Рюриковичи-Александровичи начали потихоньку наступление на церковные привилегии. Вот что пишет составитель сборника: «Вы же православнии князи и боляре, потщитеся к святым церквам благотворение показати, да не в день судный от онех варвар посрамлени будете». То есть ордынские ханы — пример для Рюриковичей в усложнившейся проблеме «благотворения» церкви. За что же церковь получала подобное «благотворение»? Конечно, за полное свое подчинение ордынским правителям. «И как сед (митрополит) в Володимери, богу молится за нас и за племя наше в род и род и молитву воздает. То есмы возмолвили: ино никаковая дань, никоторая пошлина, ни подводы, ни корм, ни питие, ни запрос, ни даров не дадут, ни почестия не воздают никакова; или что церковные: дома, воды, земли, огороды, винограды, мелницы, — и в то ся у них не вступает никто, ни насилства не творят им никакова…» Вот так…

Следует коротко сказать и о знаменитой Чингисовой «Ясе», представлявшей собой не свод законов для некоего государственного устройства, но некий глобальный «воинский устав» для целого «народа-войска», некий прототип внеконфессиональной идеологической модели объединения для армии «дешевого пехотинца», модели, в частности, обожествляющей правителя-полководца, прокламирующей его культ… Интересно, что первоначально у монголов начинало развиваться именно «нормальное» дружинное полководчество. Слово «нукер» означает «друг». (Вероятно, и русское «друг» означало когда-то не человека, который «подружился», а человека, вошедшего в добровольное подчинение; отсюда выражения «друг жизни», «подруга жизни» в смысле «муж», «жена»). Возможно, что именно кочевой образ жизни продуцировал преображение «нормальной» дружины монгольского кочевого князька в страшный «прототип регулярной армии». Мужское население не было «отвлечено» ни на земледелие, ни на ремесла, ни на какое-либо подобие «книжной образованности». Это позволяло начинать военную подготовку предельно рано… И здесь можно подивиться еще одному парадоксу. Ведь в любой еще первобытнообщинной общности фактически каждый мужчина родового, племенного объединения участвует в военных действиях, он — «шверд», «хрыч», «хрен», тюркский «клыч», славянский «меч» (вероятно, первоначальное значение слова «меч» (мечка) — не собственно «меч», а копье — «то, что мечут, бросают»)… Но вместе с развитием общества мужское население все более специализируется на иных занятиях: на земледелии, ремеслах, торговле. Военное дело также усложняется, простенькое первобытное копье уступает место мечу как таковому; вместо «любого члена племени» появляется профессиональный дружинник, хорошо и дорого вооруженный. Но это все при условии оседлого образа жизни. У монголов не было этого оседлого образа жизни, и вот сформировался интересный феномен: «регулярная армия без государства как такового». Монгольская армейская модель будто искала некое государственное устройство, соединившись с которым она породит в итоге своеобразную модель государственного и общественного устройства, где процветает культ правителя-полководца, где престижнее всего быть человеком в военной форме; где высшая добродетель мужчины — быть воином, высшая добродетель женщины — быть женой и матерью воина; высшая добродетель девушки — сражаться наравне с мужчиной, не теряя девственности… Искала, нашла, в итоге породила… Мы жили в этой самой модели…

Все источники настаивают на том, что монголов было «много», «очень много», «бесконечно много», «тьмы», «мириады», «десятки и сотни тысяч»… Сегодня трудно сказать, насколько подобное восприятие было верным, что называется, «формально». Кто их там считал! Но фактически подобное восприятие, конечно, было верным. Монголов было «много» за счет того, что у них принимало участие в военных действиях гораздо большее количество людей, нежели у их противников. Монгольские пехотинцы, плохо одетые и плохо вооруженные, и гибли сотнями от рук хорошо вооруженных дружинников. Но, во-первых, дружинников было меньше и потому один погибший дружинник равнялся десяти-двадцати монголам; и во-вторых, двадцать-десять погибших монгольских пехотинцев легко было заменить новыми, такими же; а как заменишь одного опытного дружинника… Не возникло и «герильи» — «партизанской войны»; ее не возникло нигде, ни на каких территориях, завоеванных монголами; именно вследствие того, что это были территории «дружинного полководчества», население давно отвыкло от системы: «каждый мужчина — воин». Потому так легко было подавить и народные антимонгольские выступления против все того же «числа»…

Теперь надо снова вернуться к определению «изолятный алфавит». Значит, ли это, что речь идет о каком-то «плохом», «неполноценном» алфавите, продуцирующем некую «неполноценную» культуру? Конечно, нет. И более того, тот же греческий алфавит долгое время был универсальным для античного мира и сделался изолятным только когда развилась латиница. Вспомним, что все литературные жанры поэзии, прозы, драматургии рождены на греческом языке и записаны, зафиксированы в греческом алфавите. Интереснейшая богослужебная литература создана на так называемом древнееврейском (иудейском богослужебном) языке, возникшем на основе одного из шумерских диалектов, этот язык обслуживался и своей алфавитной системой. Но создавать на подобном искусственном, принципиально неразговорном языке, при посредстве подобного алфавита романы, повести, рассказы — крайне трудно… Старыми алфавитными системами являются грузинская и армянская, но и они затруднены для изучения. Самый образованный китаец или японец знает от силы тысячу иероглифов, знать «все» иероглифы невозможно…

И еще одно: уровень развития алфавитной и грамматической систем соответствует уровню развития письменной культуры. При посредстве рунической письменности газету, например, издавать нельзя. Пользуясь иероглифами, можно, конечно, но тотчас выяснится, что писать в ней трудно… Таким образом, любое иероглифическое письмо становится изолятным по отношению к любой алфавитной системе. Любая алфавитная система, не знающая букв для обозначения гласных звуков («древнееврейский» алфавит) изолятна по отношению к любому алфавиту, включающему в себя подобные буквы. Греческий алфавит долгое время оставался универсальным, но латиница оказалась более простой и универсальной, и вот греческий алфавит стал изолятным по отношению к латинице… Покамест латиница остается универсальным алфавитом, самым простым, самым легким для изучения, пригодным в равной степени для написания богословского трактата и непристойной сказки, и — самое важное на сегодняшний день — латиница наиболее пригодна для работы на компьютере… Уступит ли латиница место какой-либо другой системе — пока неясно…