Сергей Борисов - Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди

Раб молчал.

— А знаешь ли ты, Исаак, — продолжил Плиний, — что у эллинов есть сказание о Девкалионе? Когда Зевс вознамерился погубить все сущее, Девкалион по совету своего отца Прометея построил огромный корабль, на котором и спасся во время потопа со своей женой Пиррой. Девять дней их носило по волнам, пока не пристали они к вершине Парнаса, которая единственная выступала из воды.

— Мне известна эта легенда, — сказал Исаак. — Такие же поучительные истории о невиданном наводнении, в малом разнящиеся, рассказывают и египтяне. Но это лишь доказывает, что потоп как божественное возмездие действительно был.

— Как же надо было грешить, чтобы бог — твой ли, Зевс или какой иной, осерчал так сильно, что надумал извести всех под корень?! — воскликнул Плиний. — Получается, что мы, римляне, так истово ненавидимые христианами, еще не совсем пропащие.

Плиний говорил все медленнее. Он засыпал.

— Согласись, Исаак, — еле ворочая языком, сказал он. — Мы еще можем спастись, ведь на нашу долю достаются лишь землетрясения, пепел и камни с неба.

— Пока… — тихо молвил раб. — Пока.

Но Плиний уже не слышал его. Он спал.

Между тем ветер вновь изменил направление, но не тучи пепла, а ядовитое облако, вырвавшееся из жерла Везувия, надвинулось на Стабии. Воздух, насыщенный парами серы, проникал в дома, и люди, надышавшись им, умирали, так и не проснувшись. А кто смог разлепить веки, тот был не в силах подняться, потому что ноги отказывались служить, а в голове все кружилось. Но Плиний, которого разбудил очередной подземный удар, смог встать. Он потряс головой, избавляясь от пелены перед глазами, и толкнул лежащего ничком раба.

— Исаак, ты слышишь меня?

Иудей не отвечал. Плиний перевернул его на спину. Взяв масляный светильник, он осветил лицо раба… и отшатнулся. Глаза Исаака вылезли из орбит — еще чуть-чуть, казалось, и они скатятся по щекам и запрыгают по полу, как лапилли, раньше безостановочно стучавшие по крыше.

Плиний медленно выпрямился и шагнул к двери. Толкнул ее, но дверь не открылась. Он забарабанил по ней кулаками:

— Откройте! Это я, ваш Плиний!

Никто не отзывался.

Плиний оглянулся. В комнате не было окон, он сам выбрал это помещение для сна, стремясь по возможности уберечься от пепла. Он и предположить не мог, что забота об удобстве приведет его в западню!

Отчаяние придавало сил, и Плиний снова навалился на дверь, но она даже не шелохнулась.

Плиний сыпал проклятиями и взывал о помощи до тех пор, пока не услышал, как за дверью кто-то скребется. Прошло немало времени, прежде чем дверь стала открываться. В щель посыпался пепел… Наконец щель стала достаточно широкой, чтобы в нее можно было протиснуться. Это Плиний и сделал.

Дом, из которого он выбрался, был наполовину засыпан пеплом.

Но где же его спаситель?

Кадр из фильма Майкла Куртица «Ноев ковчег»

Пепел у ног Плиния вспучился, из него появилась голова в медном шлеме центуриона. Потом из пепла вынырнула рука со скрюченными пальцами. Плиний хотел помочь встать своему спасителю, но тут увидел его лицо и вновь, как перед телом Исаака, отшатнулся.

Лицо было чудовищно безобразным — не от природы, таким его сделали ядовитые пары. Из прорвавшихся вен, пульсируя, по синей вздувшейся коже текла кровь. И еще: на лице не было глаз — лишь ямки с черной коркой.

Рука центуриона погрузилась в пепел. Потом в пепле исчезла голова…

Плиний повернулся и по пояс в пепле побрел к берегу. Там его встретил Помпониан, уже собиравшийся посылать воинов на выручку командующему флотом.

— Что за вид у тебя, Помпониан? — откашлявшись, вымученно улыбнулся Плиний.

На голове у Помпониана была подушка, перехваченная полоской ткани, концы которой римлянин стянул под подбородком. Что и говорить, вид был забавный, и при других обстоятельствах рассмешил бы многих, но не сейчас, когда каждый как мог пытался уберечься от лапиллей и пепла.

— Я… я…

Помпониан не смог закончить. Он задыхался, воздуха не хватало.

— Мне надо прилечь, — теряя сознание, сказал Плиний.

Несколько воинов разметали пепел и расстелили на песке кусок парусины. Плиний, поддерживаемый Помпонианом, лег. На лицо ему упали несколько капель.

— Не плачь, мой друг. Стыдно.

— Я не плачу. Это дождь, — объяснил Помпониан.

— Это — конец! — прошептал Гай Плиний Секунд Старший.

Геркуланум, основанный, согласно Дионисию Геликарнасскому, еще непобедимым Гераклом, к утру следующего за извержением дня был почти пуст. Почти все его жители ушли, не дожидаясь, когда их дома обрушатся или будут занесены пеплом. В городе остались лишь несколько рабов, послушные повелению хозяев стеречь дома. Они дрожали от страха, устремляя взгляды на косматые тучи, обещавшие пролиться не только каменным дождем, но и настоящим ливнем.

Наконец огромное количество пара, выбрасываемого Везувием, обратилось во влагу, и первые капли устремились вниз. Дождь набирал силу, и вот уже сплошная стена воды встала между землей и небом. По склонам Везувия потекли черные ручьи. Они становились все полноводнее и вскоре превратились в сметающие все на своем пути реки. Ударяясь о складки горы, они сошлись в один поток, который и обрушился на Геркуланум.

Черная обжигающая жижа, не замечая препятствий, выбивала двери домов и в мгновение заполняла здания. Несчастных рабов расплющивало о стены. Руки выворачивало из суставов. Переломанные кости пропарывали кожу. Грязь забивала распахнутые в смертном крике рты…

Двое рабов, уцепившись за ствол дерева, попытались спастись вплавь, надеясь, что поток вынесет их к морю. Водоворот подхватил их, раскрутил и швырнул на крепостную стену, навечно вмуровав в нее человеческие останки.

Выдохшись и будто насытившись, дождь стал стихать. Вновь повалил пепел, но и он немного погодя прекратился. Сквозь тучи проглянуло солнце. Его лучи упали на бескрайнее поле грязи, и та стала быстро засыхать, обретая твердость камня.

Под этим непробиваемым панцирем навсегда упокоился прекрасный город Геркуланум.

Как же он ждал этих лучей! Ведь он и не надеялся увидеть солнце…

Плиний Младший придвинул к себе восковую дощечку, взял стило и стал писать, выполняя обещание, данное им историку Корнелию Тациту. Тот давно просил Плиния как очевидца рассказать об извержении Везувия и бедах, постигших в связи с этим Кампанию, но Плиний все отказывался, ссылаясь на боль воспоминаний. Потребовалось несколько лет, чтобы боль эта утихла. Лишь тогда он дал слово, от которого не отступают мужчины и воины. Вчера он написал все, что знал, как вел себя в те жуткие дни его дядя, Гай Плиний Секунд Старший. Сегодня настал черед поведать и о себе.