Вера Бокова - Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола

В 1738 году, когда Карлу-Петеру было десять лет, его воспитание поручили обер-гофмаршалу графу Отто фон Брюммеру, отставному офицеру шведской кавалерии и преданному поклоннику «прусского милитаризма». Брюммер, по отзывам современников, был человеком грубым, мрачным и жестоким, способным, может быть, выдрессировать лошадь (бедная лошадь!), но никак не воспитывать принцев.

Брюммеру, как и подведомственным ему учителям, была дана полная власть карать и миловать юного герцога в соответствии с утвержденными инструкциями. Помимо прописанных там наказаний, о которых чуть ниже, почтенный наставник не пренебрегал и собственноручными кулачными расправами (которые продолжались потом и в России, куда граф последовал за воспитанником), а также солдатской бранью.

Еще до Брюммера Карла-Петера учили читать и писать по-немецки, арифметике и основам вероучения. Теперь к этим предметам прибавились: латинский, французский и шведский языки, богословие, история, география, юриспруденция и танцы. Кроме того, герцога обучали верховой езде и фехтованию, но нерегулярно: эти уроки он должен был заслужить успехами в основных дисциплинах.

Четыре года — с 1738-го по 1741-й — жизнь Карла- Петера текла по заведенному порядку, без всяких отклонений от расписания. Ему преподавали одни и те же предметы; у него были одни и те же учителя.

С девяти до двенадцати часов у него шли три часовых урока, без перерывов. Далее, до трех часов пополудни, следовали обед, послеобеденный отдых, прогулка и свободное время. С трех до шести часов проходили (без перерывов) еще три часовых урока. Верховой езде — если она дозволялась — герцога обучали до уроков, с семи тридцати до восьми тридцати; фехтованию — в середине дня, с двенадцати до часа дня.

Занятия проходили ежедневно, кроме воскресений, Рождества, Страстной пятницы и Пасхальной недели. От уроков освобождала только болезнь юного герцога либо приезд в Киль «знатных особ владетельного достоинства». Поскольку знатные особы в Киль все эти годы не приезжали, а достаточно серьезная болезнь постигла герцога лишь дважды (три дня в 1739 году и четыре дня в 1740-м), то регулярности занятий не мешало ничего. Правда, у Карла-Петера имелись и государственные обязанности (после смерти отца он был правителем Голштинии, хотя и несовершеннолетним, нуждавшимся в регенте). Согласно этим обязанностям герцог присутствовал на церемониях или богослужениях, он делал это во время перерыва в занятиях — с полудня до трех часов и потому оставался без обеда.

По воскресеньям Карл-Петер посещал службу в городском соборе и — если всю неделю учился успешно — полуденный развод караула. С трех до пяти часов герцог прогуливался в сопровождении одного из учителей, который все это время проводил поучительную беседу на темы своего предмета. Изредка (два-четыре раза в год) в вечерние часы в замке проводились балы или концерты, на которых герцог мог оставаться до девяти часов вечера.

Богословие и историю Карлу-Петеру преподавал пастор Фридрих Хофеман. В программу входило изучение Катехизиса, Евангелия, заучивание молитв и избранных протестантских гимнов, а также комментированное чтение Библии. Богословию мальчик учился без блеска, но неплохо, и особенно оживлялся, когда в уроках принимал участие органист городского собора, аккомпанировавший во время пения. Герцог любил музыку.

В истории как в предмете преподавания Хофеман, похоже, не слишком разбирался и учил ей бессистемно. После правления Юлия Цезаря изучались греко-персидские войны, потом — падение Рима, дальше — древняя Спарта и т. д. Нечего удивляться, что в голове у ученика образовалась каша, и успехи по предмету он показывал весьма скромные. Но в целом с Хофеманом они ладили; тот никогда на ученика не жаловался и по его инициативе мальчик ни разу не был наказан.

Довольно благополучно проходили уроки географии у профессора Эвальда Эбевольде. Карл-Петер охотно изучал географические карты и устройство компаса, «путешествовал» по глобусу, сам по памяти рисовал очертания различных стран и т. д. Эбевольде умел интересно рассказывать, так что многое оседало у ученика в памяти.

Правда, невнимание и неаккуратность на этих уроках неукоснительно карались. И когда Эбевольде обмакивал перо в чернильницу и выводил в журнале очередное замечание: «Слушая про течения рек Рейна и Эльбы, Его Высочество был отвлечен игравшей во дворе замка музыкой, почему выслушанной лекции повторить в главных терминах без важных ошибок не сумел», — Карлу- Петеру оставалось лишь тоскливо вздыхать и гнать от себя мысль о грядущих последствиях.

Самым любимым из наставников был француз Жак Миле. У него ребенок учился лучше всего: с охотой декламировал наизусть французские стихи и писал ежедневно короткие сочинения и переводы. За четыре года Миле ни разу не наказал ученика и неизменно вносил в журнал одну и ту же фразу: «Его Высочество, явив достойное прилежание и усердие, на нынешней неделе учения своего весьма достоин награждения».

Впоследствии в России Карл-Петер французскому уже не учился, так как знал его вполне удовлетворительно.

Мучительными и бесплодными были для нашего героя занятия с другим французом — юстиц-советником Люсьеном Жюлем, который преподавал два предмета — латынь и юриспруденцию. В обоих Карл-Петер нещадно «плавал». Жюль был педант, учил невыносимо скучно и сложно, мучил ученика зубрежкой и труднейшими переводами. На юриспруденции изучалось только римское право, причем зазубривались наизусть многостраничные юридические трактаты на латыни, а уроки латыни неизменно начинались с заучивания грамматических правил или длиннейших списков слов, а потом являлись труды Тита Ливия или Цицерона, а то и латинская Библия — ее в целях усложнения задания следовало переводить не на немецкий, а на французский язык, — после чего следовал разбор перевода. Если в тексте находилось пять ошибок, результат считался неудовлетворительным, и Жюль злорадно писал в журнале: «Его Высочество достоин наказания… весьма строгого наказания… жестокого наказания… достоин телесного наказания». При этом Жюль был единственным из учителей, кто лично присутствовал при исполнении телесных наказаний, назначавшихся ребенку.

Подлинным мучением для малолетнего герцога были уроки танцев. «Танцмейстер Дюмени то ли ничего не понимал в своем деле, то ли не терпел воспитанника, то ли был ограничен в своих педагогических предприятиях особым предписанием», — пишет биограф Петра III. За четыре года мальчик разучил, занимаясь ежедневно, четыре танца — менуэт, контрданс и два церемониальных.

В танцклассе их бывало пятеро: учитель, аккомпаниатор — флейтщик полка лейб-гвардии Ханс Карстен, а также две дамы — баронесса фон Ливен и фрейлина Фетсброхен, исполнявшие обязанности партнерш по танцам. С юным герцогом танцевала наиболее заслуженная из дам — 43-летняя баронесса. Флейтист насвистывал, танцмейстер выкрикивал команды, одновременно проделывая образцовые фигуры с фройляйн Фетсброхен, а Карл-Петер топтался — все в одном и том же танце — рядом с умильно улыбающейся вдовой-баронессой, бывшей выше его на две головы, одетой в глубокий траур и годящейся, по понятиям того времени, ему в бабушки. Будущий император возненавидел танцы на всю оставшуюся жизнь и впоследствии, как умел, от них бегал, огорчая тетушку Елизавету Петровну.