Лев Трегубов - Эстетика самоубийства
- Название:Эстетика самоубийства
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:КАПИК
- Год:1993
- Город:Пермь
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Лев Трегубов - Эстетика самоубийства краткое содержание
Предлагаемая вниманию читателей книга рассматривает актуальную проблему самоубийства в новом и неисследованном аспекте, на стыке двух наук: психология и эстетика. Авторы, основываясь на многочисленных исторических и литературных примерах (Сократ, Сенека, Катон, Клеопатра, Вертер и др.), с позиций психологической эстетики объясняют скрытые внутренние механизмы акта самоубийства и особенности его эмоционального воздействия на других людей.
Эстетика самоубийства - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Гармония внешняя, экстернальная, и гармония внутренняя, интернальная, и соотношение между ними — вот основа гармоничной личности. Гармония между тем, каким я представляю себе внешний мир, и тем, каким он дается мне в объективной реальности, гармония между тем, каким я вижу свое идеальное «Я», и его истинной социальной значимостью.
При этом индивидуальное самоубийство есть в определенном смысле осуществленное стремление индивида к восстановлению утраченной внутренней гармонии, о чем мы уже упоминали, когда говорили о самоубийстве как гармоничном завершении жизни.
Русский философ Николай Бердяев в свое время разделил все человечество на типы, «гармонизирующие с окружающей средой» и «дисгармонизирующие с ней».
Исходя из вышесказанного, человека, совершающего ритуальное самоубийство, можно условно отнести к первому типу: его поведение полностью соответствует тем представлениям и нормам, которые существуют в окружающем обществе. Виталий Фурника в книге «От рождения до погребального костра» пишет, что индийская женщина, готовясь к ритуалу сати, единственное, что очень хорошо знала, так это то, «что традиция рассматривает сати как нечто весьма похвальное…»
Напротив, индивидуальные самоубийцы, как правило, относятся ко второму, «дисгармонизирующему с окружающей средой», типу. Индивидуальный самоубийца, в поисках внутренней гармонии разрешающий свои личные проблемы с помощью самоубийства, зачастую, хочет он того или нет, вносит в окружающее общество определенную дисгармонию. Он в буквальном смысле слова выпадает из общего ряда. Если общество в целом не приемлет самоубийство по этическим, религиозным и другим соображениям, то член этого общества, совершающий самоубийство или суицидальную попытку, неизбежно вступает с этим обществом в конфликт. Если родиться, учиться, работать на благо общества, родить детей и умереть в постели естественной смертью считать гармоничной жизнью, то естественно, что самоубийство, совершенное на любом отрезке этого пути, может быть расценено как явная дисгармония. Прямым результатом и одновременно внешним проявлением этой дисгармонии является гневное осуждение индивидуального самоубийцы всем обществом. «Как он мог быть столь жесток к людям, с которыми была связана жизнь его, жизнь которых была с ним связана, — писал В. В. Розанов в начале века. — И вот он „выворотил дерево из почвы“, которая, как мать, стенает и плачет… и, наконец, если не плачет, то осуждает за боль… за изуродование себя…»
«В „катастрофах“, оставляемых самоубийцами вокруг себя, среди оставшихся живыми, иногда бывает столько грубости и жестокости, что хочется жестоко судить виновных в этом горе…» — пишет он далее.
Вот он, «праведный гнев» общества. Вот результат той дисгармонии, которую вносит индивидуальный самоубийца в размеренное существование окружающих его людей. Разве можем мы представить себе подобную реакцию со стороны средневекового японского или индийского общества на акт ритуального самоубийства?
Громадные толпы зрителей в средневековой Японии, как мы помним, специально собирались по берегам рек, на середину которых в лодках выплывали религиозные фанатики, и с интересом следили, как те, распевая гимны своим идолам, пробивали днища лодок и медленно погружались в воду. Окружающие же в это время возносили их добродетели до небес и просили благословить себя, прежде чем те скроются под водой. Имена их передавали из поколения в поколение, а их жизнь обрастала легендами.
Во всех этих примерах мы не видим и следа какого-либо осуждения самого факта самоубийства. Напротив, самому суровому осуждению и остракизму подвергались те люди, которые по законам общества должны были совершить самоубийство, но не совершили его.
То, как в христианских странах относились к индивидуальным самоубийцам, можно представить, читая циркуляры и установления в отношении самоубийц, существовавшие во многих европейских государствах в XVII–XIX веках. Да и в настоящее время ни для кого не секрет, что человек, совершивший попытку или акт самоубийства, зачастую вызывает глубокое осуждение со стороны многих людей. Чем больше причины самоубийства скрыты от окружающих, тем больше проявления осуждения. «Как так? Посреди полного здоровья, в расцвете сил, окруженный близкими и друзьями, человек кончает с собой?» — недоумевает общество. Особую досаду и даже возмущение вызывают у окружающих случаи, когда человек уходит из жизни, не оставив предсмертной записки, в которой он бы объяснил мотивы своего поступка. Общество рассматривает подобные случаи как прямое оскорбление. Ранее подобное поведение называли «неисполнением последнего долга» и прощали только женщинам, многие из которых по малограмотности не умели писать.
Почему в каждом случае самоубийства нас так интересуют все обстоятельства и мотивы, обусловившие этот поступок? Именно потому, что все это позволяет нам найти и ощутить гармонию в поведении человека. К сожалению, это не всегда возможно.
Следует обратить внимание, что чем лучше нам известны мотивы и причины, толкнувшие человека на самоубийство, тем труднее у нас поднимается рука «бросить в него камень». Происходит это по простой причине: зная все обстоятельства и нюансы, предшествующие трагическому исходу, мы невольно начинаем смотреть на него несколько иными глазами, невольно «вчувствываясь» в переживания самоубийцы, как бы примеряя ситуацию на себя, «проигрывая» ее, пытаясь понять… И часто понимаем…
И не оказывается ли при этом, что там, где со стороны видится дисгармония и «уродование себя и вокруг себя», при тщательном рассмотрении скрывается глубокая внутренняя гармония и даже красота? Не увидим ли мы при этом, как человек, внешне вступающий в дисгармоничные отношения с окружающим укладом жизни, моралью общества и даже, порой, законом, продолжает оставаться в полной гармонии с самим собой? Что там, где многим видится моральное уродство, деградация, падение нравов, распущенность и порок, на самом деле имеется цельность личности, последовательность, твердость и завершенность?
А если это так, то не может ли все это, более того, не должно ли все это вызывать у нас чувство гордости за человеческую личность, ее мужество и твердость в отстаивании собственной независимости и самоценности?
Когда в заключительной главе мы будем говорить об эстетике ритуального самоубийства, личность самоубийцы будет нас интересовать не более чем личность и характерологические особенности актера, исполняющего свою роль на сцене. Все это, конечно, имеет какое-то значение и в этом случае, но что все это в сравнении с ролью личности в индивидуальном самоубийстве? Задача ритуального самоубийцы — искусно выполнить свою роль, свой сложный ритуал. Не случайно этому обучали с детства. Имеется множество самых подробных описаний ритуалов сати и харакири, но кто при этом помнит личности исполнителей этих ритуалов? Дюркгейм правильно пишет, что если общество может принуждать своих членов к самоубийству, то это обстоятельство свидетельствует о том, что индивидуальная личность в данной среде оценивается очень низко. Какое дело такому обществу до внутриличностной гармонии — есть она или нет? Есть только гармония коллектива, общины, гармония целого, гармония множества, в котором единичное — ничто.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: