Людвиг Мизес - Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции

Рабочие никогда не горели энтузиазмом по поводу социализма. Они поддерживали профсоюзное движение, стремление которого к высоким зарплатам Маркс презирал как бесполезное < Маркс К . Заработная плата, цена и прибыль // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 16. С. 153–154. См. ниже. гл. 7, раздел 6>. Рабочие требовали всех тех мер государственного вмешательства в экономику, которые Маркс определял как мелкобуржуазные. Они противодействовали технологическому совершенствованию, в прошлом они разрушали машины, сейчас посредством профсоюзного давления принуждают к раздуванию штатов. Синдикализм – присвоение предприятий рабочими, которые на них заняты – вот программа, которая стихийно рождается в среде рабочих [17]. А социализм был привнесён в массы интеллектуалами буржуазного происхождения. За обедами в роскошных домах Лондона и загородных поместьях позднего викторианского «общества» леди и джентльмены в модных вечерних туалетах придумывали программы обращения английского пролетариата в социалистическую веру.

Из предположительно непримиримого конфликта классовых интересов Маркс выводит свою доктрину идеологизированности мышления. В классовом обществе человек неспособен постигнуть теории, которые являются в значительной степени истинным описанием реальной действительности. Поскольку его классовая принадлежность, его общественное бытие определяет его мысли, то продукты его интеллектуальных усилий оказываются идеологически окрашенными и искажёнными. Они суть не истина, а идеологии. Идеология в марксистском смысле этого термина представляет собой ложную доктрину, которая, однако, именно за счёт своей ложности, служит интересам класса, из которого происходит её автор.

Мы можем не обсуждать здесь некоторые аспекты этой идеологической доктрины. Нет нужды заново опровергать доктрину полилогизма, согласно которой логическая структура разума у членов разных классов различна < Мизес Л. Человеческая деятельность. С. 71–88>. Более того, мы можем даже признать, что главная забота мыслителя – содействовать исключительно интересам своего класса, даже если они входят в противоречие с его интересами как индивида. Наконец, мы можем даже воздержаться от того, чтобы ставить под сомнение догму, что незаинтересованного поиска истины и знания не существует, и что все человеческие изыскания направляются практической целью – обеспечить успешные действия умственными инструментами. Доктрина идеологии останется несостоятельной, даже если будут отклонены все неопровержимые возражения, которые можно выдвинуть с точки зрения этих трёх аспектов.

Можно как угодно оценивать адекватность прагматического определения истины, но очевидно, что по крайней мере одной из характерных признаков истинной теории является то, что действия, основывающиеся на ней, успешно добиваются ожидаемых результатов. В этом смысле истина работает, тогда как ложь не работает. Как раз в том случае, если мы допустим, вместе с марксистами, что целью теоретизирования всегда являются успешные действия, то неизбежно возникает вопрос, почему и каким образом идеологическая (т.е. в марксистском смысле ложная) теория должна быть более полезна для класса, чем правильная теория? Нет никаких сомнений, что изучение механики было мотивировано, по крайней мере, в определённой степени, практическими соображениями. Люди хотели использовать теоремы механики, чтобы решить разнообразные инженерные проблемы. Именно стремление получить практические результаты побудило их искать правильную, а не просто идеологическую (ложную) науку механики. С какой стороны ни взглянуть на эту проблему, ложная теория никак не может служить человеку или классу или человечеству в целом лучше, чем правильная теория. Как Маркс пришёл к этой доктрине?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вспомнить мотивы, подтолкнувшие Маркса к созданию всех его литературных произведений. Он был движим одной страстью – борьбой за социализм. Но он полностью отдавал себе отчёт в своей неспособности хоть как-то разумно возразить против разрушительной критики экономистами социалистических планов. Он был убеждён, что система экономической доктрины, разработанная экономистами классической школы, была неуязвимой и оставался в неведении о серьёзных сомнениях, которые уже вызывали в некоторых умах важнейшие теоремы этой доктрины. Подобно своему современнику Джону Стюарту Миллю он верил, что «в законах ценности нет ничего, что осталось бы выяснить современному или любому будущему автору; теория этого предмета является завершённой» < Милль Дж. С . Основы политической экономии. Т. 3. – М.: Прогресс, 1980. С. 172>. Когда в 1871 г. работы Карла Менгера и Уильяма Стенли Джевонса провозгласили новую эпоху в экономических исследованиях, карьера Маркса как экономиста уже подходила к концу. Первый том «Капитала» был опубликован в 1867 г.; рукопись следующих томов была почти готова. Нет никаких указаний на то, что он осознал значение новой теории. Экономические учения Маркса по существу представляют собой искажённое перефразирование теорий Адама Смита, и прежде всего Рикардо. У Смита и Рикардо не было возможности опровергнуть социалистические доктрины, так как они были выдвинуты только после их смерти. Поэтому Маркс оставил их в покое. Но он излил всё своё негодование на их последователей, попытавшихся критически проанализировать социалистические программы. Он высмеивал их, называя «вульгарными экономистами» и «сикофантами буржуазии» [18]. И поскольку ему необходимо было их опорочить, он изобрёл свою схему идеологии.

«Вульгарные экономисты» по причине своего буржуазного происхождения органически неспособны открыть истину. Все продукты их рассуждений могут быть только идеологическими, т.е., в соответствии с использованием термина «идеология» Марксом, искажением истории, обслуживающим интересы буржуазии. Нет нужды опровергать логику их аргументации с помощью дискурсивного рассуждения и критического анализа. Достаточно вскрыть их буржуазное происхождение и тем самым «необходимо» идеологический характер их доктрин. Они неправы, потому что являются буржуа. Ни один пролетарий не должен придавать значения их умозрениям.

Чтобы скрыть, что эта схема была изобретена специально для того, чтобы дискредитировать экономистов, её необходимо было возвести в ранг всеобщего эпистемологического закона, действительного для всех отраслей знания. Так доктрина идеологии стала ядром марксистской эпистемологии. Маркс и все его последователи сконцентрировали свои усилия на обосновании этого паллиатива и подборе иллюстраций его действия. Не было такой нелепости, от которой они пытались бы уклониться. Они интерпретировали все философские системы, физические и биологические теории, всю литературу, музыку и живопись с «идеологической» точки зрения. Но, разумеется, они недостаточно последовательны, чтобы приписывать своим доктринам всего лишь идеологических характер. Подразумевается, что марксистские догматы не являются идеологией [19]. Они суть предвидение [20]знания о будущем бесклассовом обществе, которое, освобождённое от пут классовых конфликтов, будет в состоянии постичь чистое знание, не искажённое идеологическими недостатками.