Юрий Алексеев - Под знаменами Москвы

Установление поземельной обежной дани — важная страница в истории русского налогового обложения. Впервые перед нами четкая фиксация платежей в пользу феодального государства. На новгородские земли были распространены принципы московского поземельного обложения. В основе этого обложения лежал учет поземельных тяглых единиц (в данном случае — обеж).

Еще более важно, что обежная дань распространялась на все земледельческое население Новгородской земли, в том числе и лично несвободное — на ключников, старост и одерноватых, т.е. полных холопов.

Со времен Русской Правды эти категории людей считались принадлежностью личного хозяйства господ и как таковые не являлись объектами фиска. Еще в 50-х годах XV в., давая «черный бор» великому князю Василию Васильевичу, новгородские власти специально оговаривали: «…а кто будет одерноватый, емлет месячину, на том не взяти» 31 . Распространение на них поземельного налога на общих основаниях — весьма симптоматичное юридическое явление. Оно отражает, во-первых, тот факт (очевидно, известный московскому правительству), что именно лично несвободные люди играли важную роль в хозяйстве новгородских вотчинников, поэтому исключение их из сферы фиска было бы материально невыгодным для великокняжеской казны. Во-вторых, и это еще более существенно: новый подход к холопству, сформулированный 8 января, означал, по-видимому, какие-то новые социально-экономические и правовые реалии общерусского масштаба. Один из древнейших устоев русского феодального общества — институт холопства, консервативный и весьма стойкий в своих принципиальных основах, не мог тем не менее не подвергаться эволюции в условиях социально-политического развития последних десятилетий XV в. В данном случае перед нами один из первых признаков модификации холопства и первых шагов его перестройки с целью подчинения этого института интересам нового централизованного государства. Говоря точнее, это один из первых симптомов социального и юридического сближения холопов, сидящих на земле, с податными крестьянами. Однако еще более важными являются другие моменты, нашедшие свое отражение в последние дни московско-новгородских переговоров.

Если день 14 декабря 1477 г., когда новгородская сторона дала согласие на ликвидацию вечевого строя, знаменует конец феодальной республики как политического организма, то события на переговорах 4, 6 и 7 января 1478 г. имеют не только фундаментальное значение в социально-экономической истории Новгородской земли, но и означают важную веху во внутренней политике Русского государства в целом. Экономическому и политическому могуществу новгородской церковной иерархии — одному из важнейших устоев старого порядка — был нанесен сильнейший удар. На Новгородской земле впервые появились погосты, волости и села, изъятые из системы новгородского феодального землевладения и непосредственно подчиненные Москве. Московское правительство получило на новгородской территории солидный базис — материальную основу своей дальнейшей политики по отношению к новгородским порядкам.

Однако смысл этих событий отнюдь не исчерпывается их материальным эффектом. Еще большее значение имеет принципиальная, теоретическая сторона дела. Впервые в истории Руси с момента учреждения церкви государственная власть в широком масштабе открыто посягнула на монастырское имущество, порывая тем самым не только с новгородской, но и с общерусской церковной традицией, освященной правилами вселенских соборов, уставами древнерусских князей и вековой практикой, прочно запечатлевшейся в общественном сознании. Конфискация трех тысяч владычных и монастырских обеж действительно смелый, решительный шаг, положивший начало целому этапу в церковно-политических отношениях нового Русского государства. Вековой союз князя с верхами церковно-монастырской иерархии, один из основных идейно-политических устоев феодального общества древней и удельной Руси, впервые был подвергнут суровому испытанию. По форме и по существу — это первый принципиально важный внутриполитический акт правительства единого Русского государства, возводивший непреодолимый рубеж между старыми княжескими традициями и новыми государственными методами, задачами и перспективами.

10 января московская сторона потребовала от новгородцев очищения Ярославова двора — старинной резиденции князей, связанной с именем и авторитетом Ярослава Мудрого. В тот же день новгородским делегатам был предъявлен «список» — текст присяги, «на чем им к великым князем крест целовати, всему Великому Новгороду» 32 . «Список» был послан в город с подьячим Одинцом, чтобы «его явити Новугороду у владыки в палате», ибо речь шла в первую очередь о присяге новгородских властей. 12 января владыка и другие новгородские делегаты доложили об очищении Ярославова двора и о готовности целовать крест на московских условиях. По требованию великого князя текст присяги был подписан владыкой, приложившим свою печать вместе с печатями каждого из пяти концов: московское правительство ясно представляло себе основы политической структуры вечевого города — федерации пяти концов. Наконец, во вторник, 13 января, у Троицы на Паозерье, в великокняжеской ставке состоялось само целование — акт приведения к присяге бояр, житьих и купцов «многих», очевидно, руководства бывшей феодальной республики. Во время церемонии московские бояре сделали новгородцам несколько заявлений. Во-первых, они потребовали, чтобы новгородцы «не мстили никоторою хитростью по крестному целованию» псковичам, а также тем новгородцам, которые служат великому князю, в частности уже коммендировавшимся боярам и «детям боярским». Во-вторых, все новгородские пригороды, а также Двина и Заволочье должны были сложить целование Новгороду и присягнуть великому князю. Третье требование — защита интересов тех рядовых новгородцев, которые пострадали из-за своих связей с великим князем: это попы, которым не платили ругу несколько лет, — поп Иван, у которого отняли «остаток», и Сенька Князьской, у которого «взяли» двор и имущество. Разумеется, все эти требования были безоговорочно приняты.

Наступило 15 января, четверг последний день феодальной республики. В город отправляются князь И. Ю. Патрикеев, Ф Д. Хромой, князь И. В. Стрига Оболенский, В. Б. и И. Б. Тучковы «привести весь Великий Новгород к целованию на той грамоте, на чем князем великым добили челом новогородцы». Вече уже не собирается. Глава московской делегации Иван Юрьевич Патрикеев держит речь «владыце и всему Новуграду» в палатах архиепископа, после чего на владычном дворе начинается приведение к целованию «бояр Новгородских и житьих и купцов и прочих». Старая новгородская грамота за 58 печатями (очевидно имевшая большое политическое значение) передается в руки московских властей. Одновременно во всех пяти концах дети боярские и дьяки великого князя приводят к целованию всех новгородцев: «Все целовали люди, и жены боярские, вдовы, и люди боярские… старейшие люди и молодшия, от мала и до велика». Капитуляция города спасла жизнь и имущество жителей, великий князь «града же пленити не повелел»: с новгородцами, новыми подданными Русского государства, запрещено было обращаться, как с военнопленными 33 . Едва ли не впервые в истории феодальной Руси к присяге были приведены формально несвободные слуги новгородских бояр. Как и распространение обежной дани на сельских холопов, старост и ключников, этот акт — свидетельство нового отношения к холопству, стремления в максимально возможной степени распространить на него влияние государства, включить в сферу государственных интересов и отношений. Распространившаяся вскоре после этого практика записи на службу великому князю боярских послужильцев — другое свидетельство той же самой политической линии.