Владимир Лапенков - История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.

А.: Просто факт. И ныне академики народных академий братаются с пресыщенными постмодернистами и с голодными реваншистами. Такой миф устраивает слишком многих, и потому он совершенно невосприимчив к ученой критике.

О.: Ну вот. Опять возвращаемся к менталитету, не зависящему от прогресса. Чего ж тогда удивляться, что век прогресса не видать?! И воли тоже.

А.: Это уже весьма устаревшая, «непрогрессивная» идея о том, что просвещение и прогресс, якобы, вытесняют всякую мистику и мифологию. Ничуть не бывало. В технологии — да (и то там уже давно своя, научно-технологическая мистика и мифология), но не в гуманитарных науках и не в общественной жизни. Напротив, интеллектуальные школы легко вытесняются практическими, с присыпкой из псевдоинтеллектуальной окрошки, руководствами по прикладной магии — всякие там психоделические и астро-сайентологические «аумы» 3-й степени. Безусловно, этот магический эскапизм — реакция на отчужденность, техницизм, унификацию и проч., но убегают в магию технические люди, и убегают массово] Впрочем, и высокие традиционные ценности — фольклор, церковь, мораль, история — не меньше извращаются в употреблении и используются в одном ряду с магическими камланиями и порнухой. На Западе в свое время — маркузи из джакузи — призывали к биологическому и эстетическому раскрепощению, вот и напризывали. Теперь прогресс технически все это позволяет. Раскрепощение уже поставлено на конвейер. Прогресс заказывали? Получите! А вспомним, что тогда же писал И. Бродский в своей ранней поэме: «…верх возьмут телепаты, / буддисты, спириты, препараты, / фрейдисты, неврологи, психопаты. / Кайф, состояние эйфории / диктовать нам станет свои законы. / Наркоманы прицепят себе погоны…» и т. д. Вот и приехали, пусть и не все.

О.: И какой из этого может последовать практический вывод? Меняется технология, но человек остается животным, неизменяемой «сволочью»? «Приехали» всё же не все. Это важно. Менталитет не меняется, а жить-то хотят как на Западе. И самых отъявленных неоязычников не загонишь в избу с родной теплой коровкой и светлой лучиной. Но бесплатных завтраков не бывает. Жрать захочешь, плюнешь и на родной менталитет.

А.: Вопрос об эволюции ментальности — самый темный из всех. Тут на любой пример может последовать десять примеров противоположных. Типичная ошибка — мнение, что «плохой» менталитет следует (и якобы возможно) заменить «хорошим». Т. е. люди у нас такие-то, а мы сделаем их другими. Сходной ошибкой является надежда примкнуть к чужому менталитету (к «хорошему» от «плохого»). Результаты этого известны. Менталитет исчезает только вместе с людьми. Возможно, к этому сейчас и идет. Но это лишь одна сторона вопроса. С другой стороны, нельзя и преувеличивать значение различий и национальных стереотипов. Различия все — на поверхности. А на глубине, и в ситуациях экстремальных различия пропадают, крайности сходятся, специфика стирается. При таком раскладе представители некоего особого менталитета гибнут без всякой пользы для общечеловеческого прогресса.

О.: Что ж, если не заморочиваться всеми этими нац-особенностями, то нечего и вымучивать особые пути. Надо не спекулировать на специфических способах прогресса, а влиться в уже опробованный плавильный котел развития.

А.: Под чутким руководством транснациональных корпораций?

О.: Ну, конечно, наш отеческий кнут бьет как-то гуманнее, с шутками да прибаутками на родном языке. А уж когда промахивается, то такие моменты равносильны оргазму.

А.: Факт, не спорю. Если, конечно, пастырь сумел доказать свою отцовскую посконность. Бьет, значит, любит. Но почему одно должно противоречить другому? Самое милое дело приобщать народ к прогрессу старинными способами. В этом «русская идея» проста, как «колумбово яйцо»: идеальная задача — удержать вертикаль, но, устав балансировать, рано или поздно устанавливают яйцо пирамидально, повредив основание, после чего соки уже вытекают сами собой. Но и эволюция — обоюдоострая вещь. Ее нынешний, последний виток — своеобразное возрождение первого кольца, первобытной, общинно-вождевой формации.

О.: Доказательства?

А.: Математических, конечно, нет. Но кое-что бросается в глаза. Тогда — собиратели, охотники-номады, сейчас — высочайшая, в сравнении с предыдущей индустриальной фазой, мобильность населения. Тогда — племя, деревня, малая община, сегодня — этнокультурные группки в ауре всеразрешающей политкорректность, и весь мир — мировая деревня, согласно Маклюэну. Тогда — устно-визуальная коммуникация и культура, сегодня — электронные сети и компьютерная символика. Античный слепой рок — сегодняшняя зависимость от невидимой руки рынка, надличных, почти метафизических, финансовых колебаний. Магия, как воздействие на природу и человека, и там и тут. Мифология, экстрасенсорика, язычество, зомбирование… устанешь перечислять.

О.: Да уж Осталось дождаться второго пришествия христианства. Однако все эти волны-витки и приливы-отливы, гераклитовский up&down — идейки довольно захватанные, умозрительные, как и многое из того, о чем вы (ладно — мы) говорили. Если бы человечество жило этим, то до сих пор не открыли бы электричества.

А.: А ваш (ладно — наш) разговор напоминает что-то из шестидесятых годов прошлого века. Физики против шизиков, то бишь лириков. Впрочем, и сегодня старые кадры, вроде академика Гинзбурга или профессора Зиновьева, вдохновенно поют осанну Просвещению и осуждают мракобесие законов Божьих и всякую культурную «рухлядь» истории человеческой:

О.: Что-то я вас не пойму. То вы ополчаетесь на мифотворчество, то его защищаете.

А: На законы истории бессмысленно обижаться. Миф, как не так давно догадались продвинутые гуманитарии, заложен уже в самом языке. Тут вопрос выбора или, если хотите, вкуса. Одни отвечают, на нынешнюю мифореальность постмодернистской игрой, другие пытаются использовать ситуацию в практических целях — играют с массами.

О.: Вы повторяете то, что я уже говорил. Осталось только согласиться с выводом, что не стоит изобретать особых, третьих путей и велосипедов с вечными, фундаменталистскими двигателями.

А.: Готов согласиться, но с той немаловажной коррективов что тут нас никто и не спросит: мифореальности не прикажешь — не быть!

О.: Кажется, наш разговор уже движется по второму кругу.

А.: А вы говорите, что витки гераклитовские слишком абстрактны! Нет ничего живее, чем живучесть старых идей.

О.: И столь же вечных — традиционных, «слишком человеческих», интересов.

А.: Фундаменталистских, я бы сказал.

О.: В данном контексте — согласен.

Любая критика мифов имеет какой-то смысл, если мы имеем хотя бы приближенное представление о концептуальных основах традиционной мифологии. Парадоксально, но факт: творчество современных язычников в объективном плане — это, безусловно, некая форма фольклора, но субъективно они не только полностью лишены понимания, что это такое, но и не особенно интересуются научной стороной вопроса. На данную тему за многие годы уже написаны сотни томов и тысячи статей, в том числе на русском языке, правда, кроме специалистов они мало кому известны. Чем копаться во всех этих малотиражных изданиях и забивать себе голову специальной терминологией, гораздо легче выдумать собственный миф, особенно когда есть две-три популярных и апробированных теории, наподобие теорий Блаватской и Вирта, и такие потворствующие самолюбию «памятники», как «Книга Велеса».