Владимир Лапенков - История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.

Однако «чистая», беспартийная, игра в историю не приносит дивидендов и потому не пользуется особой популярностью. Иное дело — ангажированная пара-история. Поскольку дилетантская деятельность по пересмотру основ вызывает слишком много насмешек и нареканий, определенный интерес представляет новейшая тенденция несколько интеллектуализировать такую работу. Теперь вместо чересчур «параноидальных» выводов (хотя чаще — перед их изложением) мы читаем наукообразные, а подчас стилистически изощренные «вводные» о том, что историю следует очистить от накопившегося мусора, непрофессионализма, ангажированности, высокомерия и суемудрия. Я. Кеслер, И. Давиденко, Н. Ходаковский, И. Кузьмин, В. Белинский, А. іуц, Д. Калюжный, А. Жа-бинский, В. Шамбаров и некоторые другие авторы демонстрируют, подчас, широкую эрудицию, недюжинное остроумие, немалый критический запал и несколько завуалированную (но несомненную) тягу к фантазированию. «Шах и мат скалигеровщине!» — по-чапаевски дерзко ставит вопрос Гарри Каспаров в своих выступлениях [69]. «Ах, как это интересно!» — томно восхищается залетным неохронологом полусонный телеведущий Андрей Максимов в «Ночном полете». Но наступление уже ведется на всех фронтах, без перерывов на «тихий час». Только в 2004 г. неохронь-проект «Цивилизация» анонсирует следующие книги: Давиденко И., Кеслер Я. «Мифы цивилизации» (изд-во «Всеобщие исследования»); Богданов А. «Неизвестная цивилизация» («Центрполиграф»); Калюжный Д., Кеслер Я. «Другая история Российской империи: От Петра до Павла» («Вече»); Валянский С., Калюжный Д. «Другая история Руси. От Европы до Монголии», («Вече»); их же — «Третий путь цивилизации, или Спасет ли Россия мир?» («Эксмо-Пресс»); их же — «Русские горки: конец Российского государства» («ACT»); Калюжный Д., Жабинский А. «Другая история войн» («Вече»); Калюжный Д. «Дело и Слово. Будущее России с точки зрения теории эволюции» («Эксмо-Пресс»); Бушков А. «Россия, которой не было-4» («Олма-Пресс»).

В экономике мы замечаем очень сходные процессы, они называются переделом собственности. В данном случае собственностью является, по терминологии социолога Пьера Бурдье, «символический капитал», или, как говорили в старые клерикальные времена, возможность решать и «вязать» свою паству.

Штирлиц, со своей легендой о «пальчиках» на чемодане русской радистки, — это позавчерашний день в плане тонкостей психологической самозащиты и способов проникновения в концептуальную цитадель врага. А почему, собственно, должно быть уверенным, будто неохронологи, в том или ином союзе с неоязычниками (формы этого союза пока не определились) [70], не окажутся в самом сердце академической науки? Почему б не прикинуться добрым пастором Шлагом (народным «Аншлагом»?), «поливая» кого не попадя?.. Рано или поздно растущее количество произведений паранауки перейдет в новое социальное качество, а приемы станут еще более изощренными…

Они уже весьма изострились в сравнении с ранним периодом «бури и натиска» неохронологии. Вспомним, что всегда (во всяком случае, весьма часто) побеждают вчерашние маргиналы. Кем были большевики в начале Февральской революции? Кто мог предугадать великого тирана в скромном Кобе? Ну и далее по руководящему списку. Без исключений. И моральные оценки здесь — в теории глобальных систем и больших чисел — как-то не к месту, тем более что у всякой божьей твари есть шанс на спасение, или, на либеральном жаргоне, — любая тварь имеет право на адвоката.

Мы, кажется, остановились на умственных изощрениях? В этом плане высшие интеллектуальные достижения неохронологии полностью соответствуют философии постмодернизма. Естественно, не того постмодернизма, который привычно высмеивают в газетах и куплетах, не модного течения в искусстве, а самого духа эпохи. Современный человек уже знает, что идеал и абсолютная истина невозможны. Как пишет литературный критик Вячеслав Курицын, «если мы знаем, что истины нет, мы можем запросто говорить об истине, проповедовать истину, ибо понимаем ее глубоко условную природу и можем в любой момент с ней расстаться» (Курицын В. «Русский литературный постмодернизм». М., 2001, с. 259).

Современный язычник потерялся в мире симуляций и симулякров. В чьей реальности и человеческой непосредственности может быть он уверен? Задушевность и остроумие в речах президентов сочиняет анонимный спичрайтер, а семантику их одеяний на каждый случай составляет наемный имиджмейкер. На демонстрации, заявить о своей несчастной доле, выходят профессионалы, а обученные психологами профессиональные нищие просят у вас подаяния. В монтажных комнатах телеканалов создают события и дозируют суть, а записные враги после публичной схватки чокаются в буфете бокалами с французским шампанским… Но куклам только кажется, что они кукловоды: дунул ветер, и театр в момент развалился, глядишь — на его месте уже иные декорации и иные актеры…

И как реагирует на это современный Башмач-кин-Поприщин, уцепившийся за остов архаики? За Гиперборею, батьку Велеса и Матерь Сва? «Сволочи!» — негодует Поприщин. «Мамочки!» — жалобно вторит Башмачкин. Но виртуальная Сва слезам не верит…

А какой вывод может из этого сделать современный историк? История — это сплошной и непрозрачный массив, некий противоречивый континуум, восстановление Истории историками на событийном уровне невозможно (а на концептуальном — при разбросе мнений и неоднозначности восприятия — и подавно). Кроме того, чем дальше от нас эпоха, тем неопределеннее ее описание. Это — Гуц. Он считает, что историки лишь «переписывают» историю, а уверенность в том, что История может быть постигнута в ее целостности, заблуждение.

Что же в таком случае остается делать? Да что угодно. И делают, поскольку есть спрос. История понемногу превращается в нечто вроде компьютерной игры с множеством вариантов-интерпретаций. Игра сама по себе вещь вполне невинная, если, конечно, не возникает игровая зависимость и она не заменяет собой все остальное.

Но сегодня уже можно говорить о социальном заказе на маргинальность. «Кухаркиным детям» не обязательно знать истину, истина должна принадлежать элите, а остальным достаточно виртуальной игры, духовного «пива», патриотически приправленного винегрета из осколков гуманитарных дисциплин и востребованного на рынке ремесла. То, что власти рано или поздно используют в своих интересах понравившиеся им «идеи фикс», превратив их в реальные инструменты воздействия на умы, это неудивительно. Удивительно то, что интеллигенция предлагает всевозможные вариации подобных товаров заранее, преодолевая любые трудности и препятствия, игнорируя насмешки ученых и скепсис политиков. А может быть, мы зря удивляемся?..