Гарольд Лэмб - Тамерлан. Потрясатель вселенной

В том раннем мире ислама гостеприимство воспринималось как обязанность, й воздавали за него только гостеприимством. Татары много разъезжали, и Тимур находил приют в любом шатре и дворце — от Самарканда до Страны Солнца. С горсточкой товарищей он мог проехать за две недели тысячу миль по горным дорогам или вдоль края пустыни, имея при себе только саблю и легкий охотничий лук. Арабы на караванных стоянках считали для себя честью общество сына вождя; горцы, промывавшие золотоносный речной песок, рассказывали ему легенды о своих конях и сплетни о женщинах других племен; он играл в шахматы с племенными вождями в их крепостях.

— Тебя хочет видеть Благодетель из Сали-Сарая, — передали ему.

Тимур разделил оставшихся отцовских овец на отары и поручил их заботам пастухов, платой которым служила четвертая часть молока, масла и шерсти. Так же поступил с козами, лошадьми и верблюдами. О другой собственности не упоминается.

С собой Тимур взял лучший косяк лошадей и мальчика Абдуллу, родившегося в его доме, — в качестве слуги. И с этим эскортом поехал предгорьями на юг, к большой реке Аму. Так в норманнской Англии мог ехать к королю молодой дворянин — только в христианском мире дворяне не ездили в мягких шагреневых седлах, высоких, отороченных мехом шапках из белого войлока и одеяниях из выделанной конской шкуры с широкими отворотами на плечах, перетянутых толстыми кожаными поясами, украшенными серебром и бирюзой. И мало кто из английских юношей был так одинок, как Тимур, мать его умерла, отец жил в текке, а родственники были готовы стать ему врагами. Искатель приключений, он присоединился к этому воинству.

— Вместо веры, — напрямик сказал ему Казган Благодетель, — братство {8} 8 «Дин айири, кардаш» — «Веру побоку, братья». Они разговаривали на тюрки, но письменный язык у них был монгольско-тюркский, теперь исчезнувший. Большинство их, в том числе и Тимур, хорошо знало арабский — латынь Азии ( примеч. авт .). .

За Тимуром наблюдало множество глаз — как он держится в седле, как владеет саблей в состязаниях, которые могли бы стоить ему жизни, не умей он действовать клинком. Тарагай был вождем племени, а Тимур его единственным сыном.

В Сали-Сарае было две тысячи татар — вожди, юноши, воины, стоявших лагерем в лесу, и никто не собирался ничему учить Тимура. Он должен был все узнавать сам — и узнавал.

Один из табунщиков прискакал с вестью, что из-за границы появились разбойники и угоняют лошадей. Эмир Казган обратился к Тимуру и велел наследнику дома барласов скакать с отрядом юношей и пригнать лошадей обратно. Тимур тут же поднялся — он сидел с воинами эмира — и отправился в погоню. Он наслаждался стремительной скачкой в течение половины дня по следам вторгшихся чужаков.

Разбойники оказались персами с запада, они грабили по пути и навьючивали добычу на угнанных лошадей. Завидя татар, персы разделились на две части, одна осталась с навьюченными животными, другая поскакала навстречу преследователям. Спутники предложили Тимуру атаковать оставшихся.

— Нет, — ответил Тимур, — если мы одолеем воинов, остальные пустятся наутек.

Грабители обменялись с людьми в шлемах несколькими сабельными ударами, и увидя, что татары превосходят их во владении оружием, рассыпались в разные стороны. Тимур вернул лошадей и утварь владельцам, а Казган отметил его заслуги, наградив юного барласского воина собственным колчаном.

После этого Казган Благодетель проникся симпатией к сыну Тарагая и начал выказывать ему благосклонность.

— Ты происходишь из рода Гурагана, Великолепного, — сказал он, — но не тура , не потомок Чингисхана. Задолго до твоего рождения твой предок Каюли заключил договор с Кабул-ханом, предком Чингиза. В договоре сказано, что потомки Каюли будут военачальниками, а потомки Кабула будут править как ханы. Так было решено между ними и записано на стальной пластине, эта пластина хранится в архиве великих ханов. Так говорил мне мой отец, и это правда.

И добавил задумчиво:

— Разумеется, у меня был только один путь. Я направил коня на дорогу войны и не уклонялся от боя. Теперь воины следуют за мной, и мое имя прославлено. Это единственный путь, другого нет.

Тимур это знал. Знал также, что Джагатай, сын Чингиза, правил этой частью земли, в том числе и владениями афганцев на юге, и обширной горной страной за Величием Соломона. За сто лет, протекших с тех пор, потомки Джагатая выпустили власть из рук; татарские племена стали хозяевами на своих землях, а ханы уехали на север охотиться и пировать, до сих пор они появлялись возле Зеленого Города только пограбить и увезти, что приглянется, под предлогом подавления мятежа.

Казган некогда был эмиром, военачальником у одного из таких ханов, жил в Самарканде, в конце концов ему надоели эти опустошительные набеги, и он взбунтовался. Последовала долгая, ожесточенная война, окончившаяся смертью хана, и Казган стал, в сущности, правителем Самарканда, земель барласов и других татарских племен. Чтобы исполнить закон Чингиза и удовлетворить воинов, которые хотели теперь видеть в нем правителя, он созвал совет и выбрал в ханы Самарканда потомка Джагатая — марионеточного правителя, который получал содержание и защиту от Казгана, а ко всему прочему был добродушно-безразличен. Поэтому Казган и получил прозвище Благодетель.

Как и Тимур, Казган не был турой чингизовой крови. Будучи смелым, он заключал союзы; будучи справедливым и честным, завоевал уважение беспокойных татар. Один глаз у него был выбит стрелой. После громадного успеха своего бунта Казган предавался охоте и поднимал знамя войны только по необходимости. Он не был уверен в поддержке татарских племен и видел в Тимуре сына вождя, способного оказать ему существенную помощь.

У других эмиров при дворе Благодетеля были свои интересы. Они платили дань и выказывали внешние знаки преданности марионетке Казгана на самаркандском троне, но все участвовали в удачном казгановском бунте. Кое-кто из них мог поставить под свои знамена десять тысяч всадников, и Казган лишь благодаря собственной дальновидности держал бразды правления в своих руках.

Он обратил внимание, что Тимур пользуется расположением у багатуров, людей, прославившихся среди татар доблестью. Эти неустрашимые воины шли в бой, словно на праздник, и сын Тарагая по праву занял место среди них. Он ходил с ними в набеги, а по возвращении они, сидя на ковре Казгана, рассказывали о его дерзости и бесстрашии.

Казалось, в Тимуре есть искра азарта, побуждающая его ценить риск ради риска. Но более того, в решительные минуты он не терял хладнокровия и сообразительности. «Первый в бою», — говорили о нем багатуры. Благодаря кипучей энергии он легко переносил длительные конные переходы и бессонные ночи. У Тимура были задатки вождя, и он хотел быть вождем. Был всецело уверен в себе — исполнен внутренней силы. Он попросил у Казгана главенства над рассеянным племенем барласов.