М. Токарев - Диверсанты Второй мировой

Как же мы были удивлены, узнав, что конструкторы Харьковского электрохимического и паровозостроительного заводов — завода «Свет шахтера» и завода маркшейдерских инструментов — уже заканчивают разработку проектов буров и мин, а рабочие приступили к выпуску корпусов мин! Вдобавок харьковские инженеры сумели внести в предложенные нами конструкции ряд улучшений. А ведь харьковчане занимались не одними минами! Они изготовляли в то же время танки, бронепоезда и пулеметы, до 500 реактивных снарядов для «катюш» в сутки, тысячи авиабомб. Даже ликеро-водочный завод, и тот переключился на производство бутылок с зажигательной смесью.

Отдавая должное инженерным войскам, надо сказать, что саперы, минировавшие подступы к Харькову, совершили настоящий подвиг. Однако первый и решающий подвиг в проведенной операции, принесшей противнику весьма существенные потери, совершили харьковские рабочие и инженеры. Ни эвакуационная лихорадка, ни частые воздушные налеты фашистов, ни чисто технические трудности — ничто не помешало рабочему Харькову с честью выполнить задание партии и армейского командования.

Помню посещение Харьковского электромеханического. Полным ходом шла эвакуация оборудования. Цеха пустели, там, где недавно стояли станки, — только бетонные фундаменты. А сами станки демонтированы, их передвигают с помощью лаг и катков к ниточке железнодорожных путей. Работал один-единственный штамповочный станок. Двое немолодых рабочих умело, споро вставляли под пресс заготовки, аккуратно укладывали готовые корпуса мин на стоящие рядом тележки.

Мы осмотрели корпуса для мин. Ястребов, постукивая пальцем по стенке взятого в руки корпуса, вздохнул:

— Хорош, да жалко, что до войны таких не изготовили…

К рабочим подошла смена. Молодой паренек, перехватывая заготовку, сказал:

— Вам сегодня хватит, дядя Микола Теперь мы с Петром поднажмем.

Пожилые рабочие отошли в сторону.

— Ну, Василь, — сказал «дядя Микола» напарнику, — давай подзаправимся да трошки отдохнем.

— Николай… Простите, как вас по отчеству? — осведомился я.

— Отца Егором звали.

— Вот что, Николай Егорович. Мы с товарищем военинженером должны еще зайти в цех, где монтируют мины, но через полчаса освободимся и можем довезти вас домой на машине.

Старый рабочий тщательно вытирал руки ветошью:

— Спасибо… Только не ждут нас дома, товарищи военные. Сыны на фронте, жинки в ночной смене… Да и нам сподручнее тут ночевать. Мало ли какое дело. Гад вон все время бомбит… Нет. Домой ходить некогда.

В цехе, где монтировались мины, в ночной смене работали двенадцать человек. Дневная смена спала тут же, кто где. Подошел, прихрамывая, мастер. Оказалось, в ноге сидит осколок с Карельского перешейка. Вспомнили места, где воевали оба.

— Вы не тревожьтесь, — успокоил мастер. — Продукцию выдадим с опережением графика. А как же? Нам объяснили что к чему.

Взвыла сирена воздушной тревоги. В ночном небе — разрывы зенитных снарядов, слышится противный, вибрирующий гул немецких самолетов. В цехе никто даже головы не поднял, не прерывал работы.

Посещение заводов обнадежило: казалось, получим все необходимое в нужные сроки. Но по-прежнему не существовало ясности с электрохимическими взрывателями, и по-прежнему ничего не было слышно о пропавшей колонне с радиоминами. Генерал Невский непрерывно запрашивал военные комендатуры, не появлялась ли колонна, но на все телеграммы приходил один и тот же ответ: «Сведений об интересующей вас колонне не поступало».

Взгляд генерала сделался отчужденным…

Вспоминалось почему-то, что я так и не отправил из Москвы посылку жене и детям, что четвертый день не пишу им ни строчки. Но писать рука не подымалась. Хорошо еще, дел было по горло. Прошло уже четыре дня с того момента, как оперативно-инженерная группа развернула свою деятельность в Харькове. Уже было начато производство некоторых образцов мин, велась подготовка и переподготовка минеров. А автомашины с радиоуправляемыми минами все еще не прибыли…

Приехав поздним вечером из штаба 38-й армии, я собирался поужинать, когда дежурный по группе доложил, что меня спрашивает какой-то лейтенант. Хомяк или Хомюк…

Я отбросил стул, сбежал по каменной лестнице в гулкий вестибюль химико-технологического института, где в заляпанной грязью шинели стоял по-мальчишески худощавый лейтенант с кирзовой полевой сумкой на боку; рядом в такой же шинели — сержант.

Лейтенант вытянулся, вскинул руку к пилотке:

— Товарищ полковник, разрешите доложить: спецтехника в порядке, команды потерь не имеют, готовы к выполнению боевого задания!

Оба они, и лейтенант Хомнюк, и сержант Сергеев, его помощник, едва держались на ногах от усталости.

— Спасибо, товарищи! — не по-уставному сказал я. — Молодцы! Но как вы добрались? Где были?

Они добрались потому, что понимали: медлить с доставкой спецтехники нельзя. Не стали ждать у моря погоды, а всеми правдами и неправдами дотащили машины по непролазной грязи до Купянска и навалились на военного коменданта. Тот погрузил напористых саперов в вагоны и прицепил к первому же эшелону, идущему в Харьков. Отбыли вовремя: снова гремели зенитки, отражая очередной воздушный налет.

Лейтенант Хомнюк не успел закончить рассказ, как в вестибюль вбежал Владимир Петрович Ястребов. Я не в силах описать гамму чувств, отразившихся на его измученном ожиданием лице.

Казалось, теперь, когда вся оперативная группа в сборе, можно вздохнуть посвободнее, почувствовать себя уверенней. Не тут-то было!

Сначала выяснилось, что, несмотря на все усилия харьковчан, мы не сможем получить необходимое количество мин замедленного действия и что вместо трехсот тонн взрывчатых веществ получим не более ста. Затем воентехник Леонов доложил, что один из поставленных на испытание электрохимических взрывателей-замедлителей сработал раньше срока. Мелочь? Нет! Ведь в нашем собственном тылу могли взорваться двадцать мощных мин на важнейших объектах! Этого мы допустить не могли. Но и медлить с минированием было нельзя. Времени не оставалось. Пришлось срочно заняться конструированием и изготовлением надежных предохранителей с большими сроками замедления.

Две трети электрохимических взрывателей мы переделали в замыкатели и половину из них использовали в качестве предохранителей; мины замедленного действия без предохранителей ставили там, где преждевременный взрыв не мог нанести урона нашим войскам. Это мероприятие обеспечивало безопасность, но уменьшило наши возможности по минированию: вместо 2750 мы могли установить только немногим больше 2000 мин замедленного действия. Одни из них предназначались для взрыва вражеских поездов, боевых машин на железных и шоссейных дорогах, другие — для уничтожения различных объектов; третьи (их было немного) мы могли подорвать на расстоянии, по радио.