Анатолий Левандовский - Триумвиры революции

- Бесполезно читать дальше, - заявил он. - Мнение о Камилле Демулене, должно быть, уже всеми составлено. Вы видите, что в его статьях самые революционные мысли переплетаются с самым гибельным соглашательством... Впрочем, во всем этом споре больше внимания обращалось на отдельных лиц, чем на интересы общества...

И, отвлекая якобинцев от Демулена, Робеспьер направляет их внимание по несколько иному руслу.

- Самое страшное, - говорит он, - что во всех этих спорах совершенно отчетливо вырисовывается рука, тянущаяся из-за рубежа... Иноземные враги вдохновляют две группировки, которые делают вид, что ведут между собою борьбу. Чтобы лучше обмануть народ и бдительность патриотов, они столковываются, точно разбойники в лесу. Им все равно, кто победит: обе их системы одинаково ведут к гибели республики...

Якобинцы оцепенели. Но вот кое-кто начинает нервничать. Фабр д'Эглантин определенно пытается выскользнуть из зала. Робеспьер просит его остаться. Тогда Фабр направляется к трибуне. Видя это, Максимилиан заявляет с высокомерным видом:

- Хотя Фабр и приготовил свою речь, моя еще не кончена. Я прошу его подождать. - И он продолжает пространно описывать обе группы заговорщиков...

- Поборники истины, - заканчивает оратор, - наш долг раскрыть народу происки всех этих интриганов и указать ему на жуликов, которые пытаются его обмануть. Я заявляю истинным монтаньярам, что победа у них в руках и что нужно раздавить лишь нескольких змей...

И Робеспьер вновь обращает пристальный взгляд на Фабра.

- А теперь пусть выступит этот человек с лорнетом, который так хорошо играет интриганов на сцене. Пусть он даст нам свои объяснения; посмотрим, как он выпутается из этого положения.

Удар был неожиданным и молниеносным. Фабр сначала попятился назад, затем, вдруг потеряв всю свою самоуверенность, почти ощупью поплелся к трибуне.

На него указывали пальцами. Многие смеялись. Чей-то голос отчетливо произнес:

- На гильотину!

Фабр что-то бормотал, пытаясь оправдать себя.

Но его оппонент не собирался его слушать. Даже не обернувшись в сторону Фабра, Робеспьер покинул клуб. За ним последовали другие. И вскоре злополучный драматург остался один в опустевшем зале.

24 нивоза (13 января) Фабр д'Эглантин был арестован и препровожден в Люксембургскую тюрьму.

В этот день Жорж Дантон совершил впервые за два месяца серьезную неосторожность: он заговорил. Не то чтобы он пытался защищать или оправдывать своего бывшего секретаря; он просто обратился к Конвенту с просьбой, чтобы Конвент взял дело Фабра в свои руки.

Ответ дал Билло-Варенн.

Ответ был краток и ужасен:

- Горе тому, кто сидел рядом с Фабром!

Кампания была проиграна, проиграна окончательно и бесповоротно. В течение двух месяцев Жорж бился, чтобы создать пустоту вокруг Робеспьера. Теперь пустота окружала его самого.

Впрочем, эбертисты торжествовали напрасно. Их участь также была решена.

5. МУЖАЙСЯ, ДАНТОН!..

"Отец Дюшен" - газета Эбера пользовалась среди парижской бедноты едва ли меньшим успехом, чем некогда "Друг народа" Марата. Парижане хорошо знали дюжего молодца в треуголке и с пистолетами за поясом, посасывающего трубку, в то время как комплект других трубок лежал на жаровне. Так изображался "папаша Дюшен" на первой странице газеты. И слова его были известны не хуже, чем его облик:

"...Торговцы - сатана их возьми! - не имеют отечества. Они низвергли аристократов только для того, чтобы самим занять их место..."

"...Богач - эгоист, бесполезное существо... Он лопнет, черт его побери, от стыда или нищеты, и вскоре эта зачумленная порода совсем исчезнет..."

"...Что бы мы делали без святой гильотины, этой благословенной национальной бритвы?.."

Санкюлотам импонировал грубо-развязный тон газеты Эбера, ее язык, пересыпанный простонародными словечками и ругательствами. Но конечно же, еще большее воздействие оказывало содержание статей, призывавших к борьбе со спекулянтами, богатеями и контрреволюционной церковью. Газета отзывалась на все злободневные вопросы, выражая вековую ненависть бедноты против угнетателей.

И все же, когда Эбера вместе с его ближайшими единомышленниками поволокли на казнь, народ не выразил ему сочувствия. Санкюлоты кричали:

- Да здравствует республика!

А кое-кто с ехидством обращался к бледному, обессилевшему журналисту:

- Ну, как дела, папаша Дюшен?.. Где же твои прославленные трубки?..

С какой быстротой и ловкостью сокрушили робеспьеристы Эбера! Причем произошло это в дни, когда Неподкупный был болен. Всю операцию провел юный Сен-Жюст, специально для этого прибывший из армии.

Конечно, Сен-Жюсту никогда бы не удалось добиться такого успеха, не подготовь его предшествующие события.

Уже с ноября - декабря 1793 года эбертисты начали отделяться от левых якобинцев, а Эбер все сильнее расходился с Шометом, стойким защитником интересов трудящихся масс. В политике "папаши Дюшена" отчетливо звучали нотки непоследовательности и авантюризма. Выступая открыто против Дантона, Эбер, по существу, метил в Робеспьера. "Ультрареволюционеры" замыслили свержение революционного правительства.

Но в решающий момент народ не услышал их призывов.

8 вантоза (26 февраля) 1794 года Сен-Жюст с трибуны Конвента провозгласил программу дальнейшего углубления революции. Он предложил конфисковать всю земельную собственность врагов республики и безвозмездно передать ее в руки неимущих санкюлотов по спискам, составленным Комитетом общественного спасения.

Конвент утвердил предложение Сен-Жюста.

Так родились вантозские декреты, которые Шомет называл благодетельными и спасительными для народа.

Робеспьеристы показали простым людям, кто их истинные друзья.

Поэтому, когда неделю спустя встревоженные эбертисты попытались поднять восстание, их никто не поддержал. Народ не пожелал подниматься против якобинского Конвента и робеспьеровского комитета. Шомет от имени Коммуны выразил заговорщикам порицание. Отверг эбертистов и Якобинский клуб.

Вот тут-то революционное правительство и нанесло им внезапный удар.

- Для задержания виновных приняты все меры, - сказал Сен-Жюст 23 вантоза (13 марта).

Этой же ночью Эбер, Ронсен, Венсан и другие подверглись аресту. Вскоре к ним присоединили "Анахарсиса" Клоотца и группу подозрительных иностранцев.

"Эбертистский натиск" был ликвидирован. 4 жерминаля (24 марта) суд приговорил обвиняемых к смертной казни.

Разгром и казнь эбертистов воодушевили "снисходительных". Камилл проявлял свою бурную радость, издеваясь над поникшим "папашей Дюшеном". Ему вторили другие дантонисты. Значит, правда была на их стороне!..

Никогда заблуждение не бывало столь безосновательным.