Андрей Никитин - «Повесть временных лет» как исторический источник

Как я уже показал, все сведения о «варягах» в ПВЛ практически не выходят за пределы сюжетов, связанных с борьбой Ярослава за Киев, т. е. ограничены ст. 6532/1024 и 6542/1034 гг., которые содержат рассказы о событиях более раннего времени, чем первая фиксация лексемы «варанг» в Византии. После этого в Ипатьевской летописи «варяги» отмечены еще дважды: под 6732/1224 г. в рассказе об «Алецском побоище», где упомянут «Варяжский остров» на Днепре, а до этого — под 6656/1148 г., где помещен рассказ о свидании и обмене подарками между великим князем киевским Изяславом Мстиславичем и его братом, в то время смоленским князем Ростиславом Мстиславичем, когда «Изяславъ да дары Ростиславоу что от Роускыи земле и от всих царьских земль, а Ростиславъ да дары Изяславоу что от верьхнихъ земль и от варягь»[Ип., 369]. Последний факт оказывается особенно интересен как потому, что свидетельствует о существовании «варягов» в середине XII в. на Балтике ( «Поморие варязское за Кгданьскомъ»согласно приписке 6823/1315 г. [Ип., Прилож., 81]) и на северо-западных русских землях, так и потому, что все «варяжские» сюжеты ПВЛ, как можно было убедиться, указывают на свое новгородское происхождение. И здесь исследователь встречается с поразительным явлением.

Древнейшие новгородские летописи в своих оригинальных известиях о событиях X–XI вв. не знают «варягов», а все остальные о них упоминания за этот период безусловно восходят к тексту ПВЛ, который в древнейших списках НПЛ представлен в сокращенном и дефектном виде. Документированное «варяжское присутствие» в Новгороде на Волхове впервые отмечено только под 6660/1151 г. в виде «варяжской божницы(вар. — церкви) на Торгу»[НПЛ, 29,37,57идр.], где в пожары 6660/1151,6689/1181, 6725/1217 и 6819/1311 гг. сгорел «товаръ весь варяжьский безъ числа». В 6696/1188 г. у новгородцев возникает конфликт с «варягами» на Готланде ( «рубоша новгородьце варязи на Гътехъ, немьце въ Хоружьку и въ Новотържьце; а на весну не пустиша из Новагорода своих ни одиного мужа за море, ни съла въдаша варя-гомъ, нъ пустиша я без мира»[НПЛ, 39] [147] С. Н. Сыромятников определяет «Хоружьк» как Троса, второй — как Нючепинг ( Сыромятников С. Н. Древлянский князь и варяжский вопрос. СПб., 1912, с. 10–13), хотя вероятнее выглядит отождествление «Нового Торга» с «Новым Турку» (Новое Або), как это предложил И. П. Шаскольский ( Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII–XIII вв. Л., 1978, с. 103). ), причем для заключения мира в 6709/1201 г. «варяги» пришли в Новгород не морем, а «горою», т. е. по суше [НПЛ, 45 и 240].

Наконец, в связи с большим пожаром 6807/1299 г. в качестве пострадавшего района Новгорода отмечена «Варяжская улица»[НПЛ, 90 и 329], а в ст. 6750/1242 г. Комиссионного списка НПЛ Балтийское море названо «морем Варяжьским»[НПЛ, 297], т. е. так же, как во вступительных статьях ПВЛ. Любопытно, что такое название Балтийского моря, неизвестное европейской картографии, которая неизменно именует его «Восточным», но встречающееся в русской письменности и в арабской географической литературе, напр, у Бируни [148] Крачковский И. Ю. Избранные сочинения, т. IV. М.-Л., 1957, с. 248. , использовал в своих записках австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, судя по всему, почерпнувший его из русских летописей [149] Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988, с. 60. Не исключено, однако, что Герберштейн мог услышать его и во время своих поездок, поскольку этот гидроним употреблен под 1498, 1519 и 1534 гг. Псковской 1-й летописью в списках второй половины XVI и первой половины XVII вв. (Псковские летописи, вып. 1. М.-Л., 1941, с. 101, 118, 141). , однако не из рассказа о Ледовом побоище XV в. по Комиссионному списку НПЛ, а из «вводных» статей ПВЛ, где указывается, что «ляхове же и пруси и чюдь [150] Речь идет здесь о «чюди поморской» [НПЛ, 39 и др.]. приседять к морю Варяскому… по тому же морю седять къ западу до земли агляньски и до волосшьскые» [Ип., 4].

Итак, если отбросить производные от лексемы «варяги» топонимы и гидронимы, имеющие в данном случае значение terminus ante quern для рассматриваемого вопроса, существование реальных «варягов» в новгородском регионе по летописям ограничивается временем от второй четверти XII в. до первой четверти XIV в. Подтверждением такой датировки служит договорная грамота Новгорода с Готским берегом и немецкими городами 1189–1199 гг., дошедшая в списке сер. XIII в., где фигурирует «варяг» (« ожеемати скотъ варягу на русине или русину на варязе» [151] ГВНП, № 28, с. 56. ), где «варяг» оказывается синонимом «немец», и Правда Руская, в которой, начиная с ее краткого извода и древнейших списков, восходящих к XV в., фигурируют «варяг» и «колбяг» [152] Правда Русская, т. I. Тексты. М.-Л., 1940. . Последний пример замечателен тем, что во многих случаях за текстом Правды Руской следует текст так называемой «Правды Ярославичей» ( «Правда оуставлена руськои земли, егда ся съвокупилъ Изяславъ, Всеволодъ, Святославъ…»), возникшей в 1072 г. [153] Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. М.-Л., 1941, с. 64–65. , в которой отсутствует какое-либо упоминание о «варягах». Наконец, в известном «Вопрошании Кюрикове», датируемом 1130–1156 гг., упоминается «варяжьский поп»как представитель «латиньской веры» [154] Памятники древне-русского канонического права, ч. I. (РИБ, т. VI), СПб., 1880, стб. 60 и 26. .

Эти наблюдения, позволяющие утверждать, что термин «варяг», впервые зафиксированный византийским хрисовулом в 1060 г., укоренился на Руси не ранее первой четверти XII в., хорошо согласуются с известной тенденцией русской историографии к его фактическому омоложению.

А. А. Шахматов, специально занимавшийся вопросом возникновения и развития «варяжской легенды» [155] Шахматов А. А. Сказание о призвании варягов. // ИОРЯС, т. 9, вып. 4. СПб., 1904. , считал, что «Сказание о призвании варягов» существовало в новгородской летописи середины XI в. (которую Б. А. Рыбаков полагал «Остромировой» [156] Рыбаков Б. А. Древняя Русь…, с. 196–206. , но о которой мы в реальности ничего не знаем), было внесено в киевский Начальный свод 1095 г. и развито в полном объеме в 1-й редакции ПВЛ 1114 г. настолько, что он называл Нестора «первым норманистом» , хотя тут же пояснял, что до него тех же взглядов придерживался составитель Начального свода [157] [ Шахматов А. А. ] Рец. на кн.: Владимир Пархоменко. Начало христианства Руси. Очерк из истории Руси IX–X вв. Полтава. 1913. // ЖМНП, ч. 52, СПб., 1914, № 8, отд. 2, с. 342; Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв. Л., 1940, с. 39. . Б. А. Рыбаков, соглашаясь в общих чертах с построениями Шахматова, считал, что «норманская теория» была придумана не Нестором, а князем Мстиславом Владимировичем в 1118 г., почему первой столицей Рюрика указан не Новгород, а Ладога [158] Рыбаков Б. А. Древняя Русь…, с. 289–299. . Своего рода итогом этой дискуссии, растянувшейся более чем на полвека, стала специальная работа А. Г. Кузьмина, пришедшего к заключению, во-первых, о лучшей сохранности текста ПВЛ в списках Ипатьевском/Хлебниковском по сравнению с Лаврентьевским, и, во-вторых, о том, что «Сказание о призвании являлось местным ладожским преданием» , записанным «впервые, вероятно, около 1118 г., и до этого времени его, видимо, не знали письменные памятники не только Киева, но и Новгорода» , поскольку «в Новгородской I летописи во всех известиях XII— начала XIII в. „Русью“ называется только Киевское Приднепровье» [159] Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 53. .