Андрей Никитин - «Повесть временных лет» как исторический источник

Повинен в этом до некоторой степени тот же А. А. Шахматов, успевший за время своей недолгой, хотя и в высшей степени плодотворной жизни утвердить представление о трех редакциях ПВЛ, принадлежащих 1) монаху Киево-Печерского монастыря Нестору (наст. имя — Нестер), который работал до 1113 г., 2) игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру, который переписал текст Нестера/Нестора и довел его до 1116 г., и 3) редактору 1118 г. Вместе с тем, анализируя состав ПВЛ, Шахматов выдвинул и обосновал гипотезу о двух предшествующих ПВЛ сводах — «На чальном», созданном в 1093–1095 гг. в Киево-Печерском монастыре игуменом Иоанном, и «Древнейшем», созданном в том же монастыре в 1073 г. Никоном. Уверенность историка в существовании Начального киевского свода 1095 г. опиралась на сравнение текста ПВЛ в составе южнорусского летописания (списки Лаврентьевский, Переяславля-Суздальского, Ипатьевский и др.) с тем, как он представлен в Новгородской первой летописи в списках Синодальном, Комиссионном и др. Этот последний вид Шахматов считал непосредственно восходящим к дефектному экземпляру Начального киевского свода, которым воспользовался для создания первой редакции ПВЛ Нестер/Нестор и где отсутствовали заимствования из хроники Георгия Амартола, «Сказание о грамоте словенской», тексты договоров с греками, народные легенды, сказания (об апостоле Андрее, смерти Олега, сожжения Коростеня/Искростеня Ольгой, единоборстве отрока с печенегом) и пр. [8] Шахматов А. А. Киевский начальный свод 1095 года. // А. А. Шахматов. 1864–1920. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1947, с. 150–154.

Реконструируя состав гипотетических сводов, предшествующих ПВЛ, Шахматов подтвердил уже сложившееся к тому времени мнение, что некогда этот текст не имел сплошных годовых дат, «сетка» которых была создана Нестером/Нестором, превратившего тем самым повествование о прошлом Русской земли в собственно летопись. Согласно Шахматову, этому же автору принадлежит так называемая «варяжская легенда» о призвании Рюрика с братьями и введение в череду русских князей Олега, на которого были перенесены черты Игоря, многочисленные вставки из хроники Амартола, насыщение текста разнообразным фольклорным материалом, а также устными рассказами о прошлом его современников.

Оставляя в стороне частный, теперь безусловно решенный не в пользу Шахматова вопрос о взаимоотношении известного нам текста ПВЛ с НПЛ, надо признать, что ученый сумел достаточно убедительно аргументировать намеченные им рубежи древнерусского (южнорусского) летописания, открыв путь в этом направлении последующим историкам, которые стали находить в ПВЛ следы еще более ранних сводов — 1068, 1039 и даже 996–997 гг. [9] Черепнин Л. В. «Повесть временных лет», ее редакции и предшествующие ей летописные своды. // ИЗ, т.25, М.-Л., 1948, с. 293–333; Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 188–189. , при этом сохранив все положения Шахматова о «норманизме» Нестера/Нестора, его «хронометрии» и пр. Соот ветственно, под сомнение была поставлена атрибуция свода 1095 г. как «свода игумена Иоанна» и свода 1073 как «свода Никона», но, наряду с этим, была развернута аргументация в пользу существования «летописания Изяслава» [10] Алешковский М. Х. Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в древней Руси. М., 1971, с. 69–70. Мысль о возможности «свода Изяслава», предшествовавшего своду Нестора, была высказана еще В. М. Истриным ( Истрин В. М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. II. Пп, 1922, с. 306). , влившегося позднее в Начальный свод, что, в свою очередь, поставило вопрос о наличии уже во второй половине XI в. параллельных ветвей русского летописания, отразившихся в ПВЛ.

Разобраться с аргументацией исследователей, оценить обоснованность очередной точки зрения на проблемы сложения ПВЛ в целом, принять или отвергнуть достоверность того или иного известия, относящегося к раннему периоду русской истории, однако не находящего подтверждения из-за отсутствия альтернативных источников, можно только разобравшись в том, что собой представляют тексты, вошедшие в состав ПВЛ, определив время их возникновения, соотношение с другими, уже внелетописными текстами, проверив ими реальность содержащихся в ПВЛ данных, чтобы реконструировать процесс сложения памятника, его хронологические рубежи и вероятный первоначальный объем. Наконец, и это, может быть, самое главное, следует раз и навсегда выяснить, какое содержание автор/авторы ПВЛ вкладывали в тот или иной этноним, использованный ими в повествовании, а, соответственно, и временные границы его бытования в текстах.

Задача оказывается достаточно сложной по многим причинам. Традиционно, и это лучше всего видно на примере самого А. А. Шахматова, исследователи ПВЛ обращаются в первую очередь к спискам наиболее древним, т. е. Лаврентьевскому списку 1377 г. [11] Под этим же углом зрения была выполнена и работа О. В. Творогова, посвященная словарному фонду ПВЛ ( Творогов О. В. Лексический состав «Повести временных лет». Киев, 1984), где всё внимание было уделено Лаврентьевскому списку, тогда как Ипатьевский, не менее важный, представлен только статьями 1110–1117 гг., в результате чего действительный объем лексики представлен далеко не в полной мере. и Синодальному списку НПЛ середины XIV в., полагая их тексты наиболее сохранными. Однако теперь известно, что Синодальный список НПЛ содержит не Начальный киевский свод, а сокращенную переработку дефектного списка ПВЛ, тог да как тот в наиболее полном виде сохранился в Ипатьевском списке первой трети XV в. Более того, оказалось, что и Лаврентьевский список содержит не «редакцию Сильвестра 1116 г.», как то было решено по наличию в его тексте колофона Сильвестра, а текст той же редакции, что и список Ипатьевский, но в несколько сокращенном виде. Сравнение текстов приводит к заключению, что каждый из этих списков, а вместе с тем и списки, примыкающие к ним по наличию общего протографа, передают один и тот же текст, но в разных его сокращениях, т. е. способны дополнять друг друга.

Так, например, при наличии в Ипатьевском и Лаврентьев-ском списках наиболее полного текста рассказа о битве Ярослава со Святополком при Любече под 6524/1016 г., выпавший при сокращении большой и весьма важный его фрагмент, содержащий рассказ о наличии в лагере Святополка «благожелателя» Ярослава, сохранился в соответствующем тексте НПЛ, представляющем компиляцию из нескольких сюжетов борьбы Ярослава со Святополком по ПВЛ.

Утраченные при сокращении фрагменты ПВЛ открывались и в более поздних, значительно сокращенных или переработанных текстах, как известный «сон князя Мала», во всех ранних списках выпавший из рассказа 6453/945 г. о первой мести Ольги древлянам/деревлянам, но сохранившийся под этим же годом в летописи Переславля Суздальского [12] ПСРЛ, т. 41. Летописец Переславля Суздальского. М., 1995, с. 15. . Насколько важны бывают такие находки первоначальных фрагментов в составе более поздних сводов, показывает пример с рассказом об обретении мощей Феодосия в составе Воскресенской летописи под 6599/1091 г., где сохранилась фраза Нестера/Нестора, сообщающая, что «азъ же грешный, иже и летописание се въ то время писахъ» [13] ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, с. 5. , выпавшая из остальных списков.