Андрей Никитин - «Повесть временных лет» как исторический источник

Такое замечание французского историка вновь ставит вопрос о целях и задачах поездки Ольги и их отражении в соответствующем рассказе ПВЛ, где главной темой оказывается «неудачное сватовство» императора. Поэтому правомерно предположить, что тема эта, получившая комическое отражение в фаблио, действительно присутствовала в качестве основной причины поездки русской княгини в Византию (попытка сосватать за Святослава одну из принцесс), обусловив почетный прием, но бесплодные переговоры, что вполне понятно, если вспомнить позицию Константина VII, изложенную им по поводу браков императорского дома с «варварами» в соответствующем месте трактата «Об управлении империей»: «Если когда-либо народ какой-нибудь из этих неверных и нечестивых северных племен попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, т. е. либо дочь его получить в жены, либо выдать свою дочь, василевсу ли в жены или сыну василевса, должно тебе отклонить и эту их неразумную просьбу…» [461]

Однако была ли Ольга/Эльга в глазах императора представительницей «варваров»? На этот вопрос уже сейчас можно ответить отрицательно, и не только потому, что она была христианкой и ее сопровождал священник. Сам факт неординарного приема княгини росов в императорском дворце таким блюстителем этикета, каким был Константин VII, заставляет вспомнить происхождение Ольги «из Плиски», что является недвусмысленным свидетельством ее родства с царствующим домом Первого Болгарского царства и непосредственно со здравствующим в то время царем Петром Симеоновичем, который был женат на Марии-Ирине, внучке Романа Лакапина [462]. В таком случае Ольга/Эльга приходилась императору, как бы он того не хотел признавать, свойственницей [463], почему и была принята во внутренних покоях дворца, куда не допускались иностранные послы и вообще иноземцы. Следует также помнить, что Константин VII оставил описание только торжественных приемов Ольги/Эльги, на которых ее сопровождала свита, официальные послы и купцы, как то требовалось по этикету, в то время как между ними должны были происходить и полуофициальные встречи с императорской семьей в жилых помещениях, закрытых для посторонних.

Предположение о сватовстве как основной причине поездки Ольги/Эльги в Константинополь находит косвенное подтверждение в составе ее свиты, включавшей княгинь-родственниц, т. е. представительниц княжеского родового клана, священника, наличие которого в свите княгини всегда вызывало удивление исследователей, и, конечно же, «людей Святослава», заставлявших даже предполагать, что под именем «анепсия»с Ольгой прибыл и ее сын [464]. Последнее предположение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, однако следует помнить, что в 957 г. Святославу должно было исполниться 15–16 лет, — возраст, когда княжич уже мог стать полновластным князем и его следовало женить. Возможно, сватовство Ольги оказалось безрезультатным не только по причине бескомпромиссной в этом вопросе позиции Константина VII, но также из-за упорного язычества Святослава, о котором свидетельствует и Лев Диакон, описывающий погребальные обряды русов под Доростолом [465]. Как был решен этот вопрос — неизвестно, но существование в последующее время печатей «архонтисс Росии» с греческими именами [466]свидетельствует о том, что практика вывоза невест из Византии в таманскую Русь имела место, а участие отряда росов в походе на Крит уже в 961 г. [467], свидетельствует об отсутствии по этому поводу недовольства между Византией и росами.

В любом случае нам остается констатировать, что фаблио о поездке Ольги в Византию сохранило в искаженном и переосмысленном виде воспоминание о цели, которую поставила перед собой княгиня росов, но, по-видимому, безрезультатно [468].

Вместе с тем, правомочно поставить под сомнение традиционный взгляд на прибытие в Константинополь Ольги вместе с обширной женской свитой по тому морскому пути, который описан Константином Порфирогенитом для «росов». Если эта поездка русской княгини была предпринята из Киева на Днепре (или Киева на Дунае), можно утверждать почти наверняка, что проходила по суше, через Болгарию, т. е. по наиболее безопасному и наименее тягостному маршруту, так что время ее возвращения из Византии никак не могло быть лимитировано сезонными погодными условиями. Более того, если предположение о родственных связях Ольги с династами Первого Болгарского царства имеет под собой реальное основание, можно считать, что именно с этого времени связи между Византией и Поднепровской Русью начинают осуществляться в первую очередь по суше, оставляя в стороне опасный и ненадежный морской путь военных набегов и экспедиций.

Последующие статьи ПВЛ, в которых упоминается Ольга — 6476/968 и 6477/969 гг., не сообщают о ней ничего существенного. Статья 6476/968 г. содержит рассказ о «первом» приходе печенегов на «Рускую землю», когда Святослав находился в Пере-яславце на Дунае, а Ольга с внуками — «в городе Киеве», и об освобождении города от печенегов «воеводой Претичем». В августе 968 г. Святослав по наущению Византии предпринял первый поход в Болгарию [469], так что его местонахождение указано относительно точно; наоборот, топография этого «Киева» вызывает много недоуменных вопросов, а сведения об Ольге фиксируют только наличие у нее трех внуков — Олега, Ярополка и Владимира, позволяя предположить, что этот рассказ связан не только с «печенежским циклом» (рассказы о юноше-кожемяке и «белгородском киселе»), но и является своего рода «вступлением» в цикл повествований о Владимире и Ярославе. Вторая статья сообщает о желании Святослава перенести столицу в Переяславец на Дунай и о смерти Ольги, будучи написана той же рукой, что и новелла о поездке княгини в Константинополь. Последнее обстоятельство подчеркивается повторным перечислением тех благ, которые надеялся получить от Ольги император и которые, как оказывается теперь, сходятся в Переяславце на Дунае [Ип., 55].

Можно предположить, что Ольга действительно умерла 11 июля 6477/969 года, как это уточняет «Похвала» Иакова Мниха [470], хотя С. А. Бугославский и показывает ее компилятивность и зависимость от хронологии ПВЛ [471], что делает недостоверным как эти расчеты, так и выделение «раздачи столов» в качестве отдельной статьи 6478/970 г., поскольку уже в 969 г. Святослав окончательно уходит на Дунай.

Таким образом, подводя итоги рассмотрению сведений ПВЛ об Ольге, можно утверждать, что посвященные ей тексты не заключают в себе ни одной точной даты ее жизни, рассказы о ее «мести деревлянам» представляют безусловные заимствования из неизвестного литературного источника, связанного с древне-германским героическим эпосом, а все указания на ее деятельность по устроению государства «по Мсте и Луге» следует списать на ошибку «краеведа», спутавшего «деревлян» с жителями Деревской пятины Великого Новгорода. Вместе с тем, критический анализ текстов ПВЛ способствует прочтению подлинных документов, связанных с именем Ольги/Эльги, позволяя наметить реальную хронологию событий: ее рождение в 926–928 гг., выход замуж в 940 г., рождение сына Святослава в 941 г., поездку в Константинополь в 957 г. и смерть 11 июля 969 г. в возрасте 41–43 лет.