Леонид Левитин - Узбекистан на историческом повороте

Чем объяснить такую форму решения важнейшего вопроса государственной жизни региона? Некомпетентностью, имперским высокомерием и неуважением к достоинству колониальных народов? По-видимому, и тем и другим. К слову сказать, поразительный пример политической бесцеремонности и пренебрежительности был проявлен и в отношении каракалпаков. Девятнадцатого февраля 1925 г. Москва решает создать Каракалпакскую автономную область в составе Казахской АССР. Двадцатого июля 1930 г. область передают в состав РСФСР, а в декабре 1936 г. включают в состав Узбекистана в качестве автономной республики.

Четырнадцатого октября 1924 г. ЦИК СССР, тогдашний высший орган государственной власти страны, принял постановление, которым учреждалась новая национально-государственная организация Средней Азии по языково-этническим критериям. И хотя этот акт имел силу закона, он был, как и любые другие акты ЦИК, лишь формальным оформлением соответствующих партийных решений. В данном случае речь идет об упомянутом постановлении Политбюро ЦК РКП(б).

Определить, какие этносы региона могут относиться к титульным и каким должен стать уровень их государственности, было половиной дела. Пожалуй, более сложная проблема - установление границ между новыми, ранее никогда не существовавшими государственными образованиями. Проблема эта усугублялась и этнической чересполосицей, и большой подвижностью границ кочевого населения.

Еще в середине XIX в. русский географ и путешественник Николай Северцов выделял два рода границ в Средней Азии, тесно связанных с хозяйственными занятиями населения: постоянные границы оседлого населения, и подвижные, беспрестанно изменяющиеся границы кочевых племен. "Постоянные границы, подчеркивал Северцов, - это фактически внутренние границы более или менее стабильных ядер среднеазиатских государств, примерно совпадающих с крупными земледельческими оазисами. Кочевая периферия этих государств определяла неустойчивый, колеблющийся характер их внешних границ, когда кочевые племена, в зависимости от конкретных обстоятельств, переходили в подданство того или иного владетеля". Северцов пишет о подвижном характере границ Кокандского ханства с кыргызами и Хивинского ханства - с туркменами, заключая: "Иначе и не могло быть при полнейшем отсутствии международного права в Средней Азии" (Северцов Н.А. Записка о действительной границе Русских и Хивинских владений в Сыр-Дарьинском крае. Изв. Туркестанского отдела ИРГО. Т. XI. Вып. 1.-Ташкент. 1915. С. 15).

Возникают ассоциации с хазарской границей - текучими, неустойчивыми, подвижными рубежами. В романе Милорада Павича "Хазарский словарь" есть пассаж, напоминающий ситуацию, сложившуюся во время национально-государственного размежевания Средней Азии: "Все перемешалось. Один свидетель видел толпу людей, которые несли огромные камни и спрашивали: где их положить? Это были пограничные знаки хазарского государства, которыми отмечалась их граница".

Действительно, где надо было положить пограничные камни, чтобы обозначить границу между Узбекской ССР и Киргизской автономной областью? Кыргызстан, как страна кыргызов, до 1924 г. не имел не только государственных, но даже постоянных географических границ (Изв. Туркестанского отдела ИРГО. Т. ХI. Вып. 1.-Ташкент. 1915). После российской колонизации, в конце XIX - начале XX вв., территория современного Кыргызстана была разделена между Семиреченской, Ферганской, Сырдарьинской и Самаркандской областями Туркестанского генерал-губернаторства. После революции 1917 г. северная часть Кыргызстана входила в состав Семиреченской и Сырдарьинской областей, а южная была соединена административно с Ферганской долиной.

В такой ситуации в 1922 г. возник вопрос о создании горной области Кыргызстана как первого национально-государственного образования кыргызов. Область эта не была образована главным образом по причине клановой борьбы между вождями племен солто и сарыбагыш.

Но речь о другом. Инициаторы создания горной области, люди достаточно амбициозные в своих территориальных претензиях, и не помышляли о включении в ее состав земледельческих районов юга Ферганской долины, населенных узбеками. А Москва принимает именно такое решение, мотивируя это целесообразностью создания в Кыргызстане более широкой экономической базы.

Такой же причиной объяснялось включение, например, Ходжента в состав Таджикистана. Да что там говорить! Весьма активно дебатировался вопрос о передаче Ташкента Казахстану на том основании, что в районах, расположенных вблизи Ташкента, проживало значительное число казахов. Если бы я сам не читал соответствующие архивные документы, не поверил бы, что такой абсурд мог иметь место.

Бесспорно, что осуществленное в 1924 г. национально-государственное размежевание Средней Азии было большим успехом Москвы в дальнейшей колонизации региона в ее советском варианте. Вместе с тем оно имело такие исторические последствия, которых Кремль и не предполагал. Что бы критики Москвы ни говорили, но в среднеазиатских советских республиках были созданы предпосылки для формирования национальных политических и культурных элит, для развития государственно-патриотического уровня национального сознания. Созданные волевым решением Москвы квазигосударства через семьдесят лет стали независимыми именно в определенных им в 1924 г. границах.

Существует и другая точка зрения. Многие отечественные и западные исследователи утверждают, что в 1924 г. Москва заведомо закладывала основы будущего противостояния различных этносов. Необезвреженная мина Кремля, дьявольские планы кремлевских картографов - вот такие характеристики национально-государственного размежевания Средней Азии можно встретить в различных научных трудах. Или еще выразительнее: молот сталинской национальной политики выковал новые нации на обломках разбитых им цивилизаций.

Думаю, что здесь, как говорится, нельзя всех стричь под одну гребенку. Если в той или иной мере и можно согласиться с обоснованностью подобного рода выпадов, то, пожалуй, только в отношении узбекско-таджикского этноса. Если и есть основания для горестных размышлений, то у узбеков более чем у какого-либо другого этноса в регионе. По переписи 1926 г. узбеки составляли в Таджикистане - 21,2%, в Кыргызстане - 11%, в Туркменистане - 10,5% населения. Но дело не только и не столько в этом. Наиболее острая проблема связана с этнической и государственной идентичностью узбеков и таджиков.

И вновь об узбеках и таджиках

Исторически уникален этногенез узбеков и таджиков в рамках многовекового процесса конвергенции двух типов культур. Возвращаюсь к этому вновь в связи с разделом Средней Азии на советские республики. И вновь задаюсь вопросом: не был ли в данном случае нарушен естественный ход истории? Во всяком случае, этнолингвистический критерий здесь не был в той мере эффективным, как в отношении казахов, кыргызов или туркменов. Социологическое исследование, проведенное в 1926 г., то есть уже после этого раздела, в районах бывшей Бухарской республики, где преобладало фарсиязычное население, показало, что значительная часть опрошенных идентифицировали себя и с узбеками, и с таджиками. Были и те, кто не мог определить свою этническую принадлежность и даже не проявлял к этому интереса (Park A. Bolshewism in Turkestan. - N. Y. 1957. S. 93).