Дмитрий Егоров - 1941. Разгром Западного фронта

21 июня все-таки было решено (судя по всему, под воздействием сообщений перебежчиков, задержанных пограничниками, в частности, на Украине), что война начнется 22 июня. Поэтому сообщение в приграничные округа об опасности нападения вечером все-таки ушло. Только вот именно в Западном округе его не успели довести до всех частей из-за повреждений связи. И — из-за слепоты и глухоты руководства округа, которое предпочло «Свадьбу в Малиновке» в Минске, а не оборудованный фронтовой КП в Обуз-Лесной. При этом Павлов и все командование ЗапОВО (от корпусного до армейского звена) допустили массу других ошибок и до 22 июня, и после. ВИНОВНЫ (опустить большой палец вниз)!!!

Единственным человеком, способным реально влиять на принятие глобальных решений в предвоенные месяцы, называют генерала армии Г. К. Жукова. Ныне квазипатриоты из живого человека вылепили ИДОЛА. Не допускается никаких иных эпитетов, кроме как «гениальный, величайший, ни одного сражения не проигравший». Приграничные сражения, разумеется, не в счет. Но разве начальник Генштаба не виноват нисколько в их исходе? Разве не он, имея в своем непосредственном подчинении Разведуправление, не увидел, не сумел увидеть подготовку Германии к нападению? Хлестал своим рыком командующих западными приграничными округами, вместе с наркомом фактически не давая возможности войскам лучше приготовиться к боевым действиям, повысив боеготовность хотя бы под видом проведения учений и военных сборов. Не дали им такой возможности ни Сталин, ни Наркомат обороны, ни Генштаб (в лице собственно Жукова), и за это кровь, пролитая так безрассудно на границе от дельты Дуная до балтийских дюн, на их совести. На Сталине, конечно, основная, ибо на нем, как главе государства, вся ответственность, но и на Тимошенко и Жукове — тоже немалая. Разве не под его «чутким» руководством М. П. Кирпонос угробил лучшие мехкорпуса Киевского округа? И никакими последующими победами эту кровь не смыть и не оправдать. После войны, когда К. М. Симонов собирал материалы о начале войны и принимал участие как сценарист в съемках документального фильма «Если дорог тебе твой дом», между принявшими участие в работе над картиной (среди них были маршалы К. К. Рокоссовский и И. С. Конев, бывший начальник РУ маршал Ф. И. Голиков и прошедший плен бывший командарм-19 генерал-лейтенант М. Ф. Лукин) возникла полемика, дошло даже до банального хватания «за грудки». Г. К. Жукову поставили в вину его ошибки и просчеты на посту начальника Генштаба и в предвоенные месяцы, и в первые недели войны. Маршал попытался оправдаться: мол, ничего не мог поделать, во всем был виноват Сталин, который связал наркомат и Генштаб «по рукам и ногам», который в любой момент мог снять трубку и сказать про него: «Ну-ка, Берия, возьми его к себе в подвал» [187] ВИЖ, 1989, № 5, с. 29. . Как всегда, крайним снова оказался Лаврентий Павлович Берия. Сам же режиссер фильма Павел Чухрай много лет спустя поведал о весьма интересном ответе Г. К. Жукова на заданный им вопрос. «Меня интересовала личность И. В. Сталина. Я хотел показать ее в моем фильме.

— И все-таки, — спрашиваю я, — чем объяснить поступки Сталина перед войной и в первые месяцы войны?

Георгий Константинович смотрит в пол. Я думаю: бестактный вопрос (тогда ведь далеко не все было известно и ясно о начале войны). Наверное, он не хочет об этом говорить.

Георгий Константинович поднимает глаза на меня и произносит четко:

— Сталин боялся войны. А страх — плохой советчик » [188] «Родина», 1995, № 9, с. 87. . Но, если судить объективно, Жуков боялся войны ничуть не меньше.

Есть такая поговорка: победителей не судят. Хочется возразить: нет, судят. Поэт Е. Исаев обозначил суд, над которым не властно время, суд, не имеющий срока давности. Он назвал его СУД ПАМЯТИ. Знать, чтобы помнить. Помнить, чтобы дать объективную оценку. Если в белорусской земле до сих пор лежат непогребенными (ни по христианскому обычаю, ни просто так) косточки тысяч и тысяч павших летом 41-го русских солдат, не надо списывать это только на Сталина и Павлова. Многие виноваты — и те, кто войсками командовал неумело и бездарно, и те, кто в штабах руководил. Есть и еще один суд, самой последней инстанции. «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими» [189] Книга Откровения Иоанна Богослова, 20, 12. .

В полосе 3-й армии (в северной части белостокского выступа) в первые часы агрессии положение складывалось следующим образом. Вследствие сравнительно эффективных действий советских средств ПВО здание штаба 3-й армии в Гродно осталось целым и невредимым, хотя над ним и прилегающими к нему районами города почти беспрерывно появлялись бомбардировщики противника. Заградительный огонь зенитной артиллерии вынуждал их уходить от целей или менять высоты. Также хорошо была организована наземная оборона штарма. Все это дало возможность армейскому управлению проработать весь день 22 июня, не покидая своего здания и города. Если в первые часы после начала войны в работе командиров штаба видны были нервозность и неслаженность, то вскоре это прошло. Генерал-майор А. В. Бондовский писал: «Я вызывался в штаб армии дважды. Первый раз — за получением задачи дивизии на оборону рубежа р. Лососно. Задачу мне ставил командарм-3 генерал-лейтенант Кузнецов Василий Иванович в своем кабинете. В это время вблизи штарма рвались авиабомбы. На всю жизнь запомнилась завидная собранность и внешнее спокойствие командарма Кузнецова, повлиявшие и на меня. Второй раз в штаб армии [я] вызывался с докладом о положении на фронте. Того нервоза, который был в штабе вначале, я уже не видел. Штаб перестроился для работы в цокольном этаже». Невредимыми остались также штабы самой 85-й дивизии и 4-го корпуса. Склад ГСМ на юго-западной окраине Гродно немцы вообще не бомбили, надеясь заполучить его после захвата города. Недалеко от него находился склад боеприпасов и взрывчатых веществ, однако Люфтваффе не тронуло его, видимо, из опасения, что при этом могут взорваться и резервуары с топливом. Но намного драматичнее развивались события на границе — там, где располагались входившие в состав 3-й армии части 4-го стрелкового корпуса и 68-го укрепленного района.

После мощнейшего артиллерийского удара по частям 56-й стрелковой дивизии генерал-майора С. П. Сахнова в ее полосе (участок границы протяженностью в 40 км) перешли в наступление три пехотные дивизии 8-го армейского корпуса вермахта [190] Анфилов В. А. Провал «блицкрига». М.: 1974, с. 240. . Кроме собственных огневых средств, командиру корпуса генералу В. Хейцу (находился в этой должности вплоть до своего пленения под Сталинградом) были приданы 14 дивизионов артиллерии крупного калибра. В полосе армии 8-й корпус наносил главный удар и имел задачу: прорвав позицию укрепленного района между реками Неман и Бобр, форсировать Неман и взять Гродно. Затем, не обращая внимания на фланги, продвигаться на Лиду и Новогрудок. Понесшая большие потери 56-я дивизия не выдержала натиска превосходящих сил противника, была смята, и к 10 часам утра ее остатки начали отход на восток и юго-восток. Значительно севернее Гродно, на необорудованном и слабо прикрытом стыке с Прибалтийским округом, передовые отряды из состава 161-й пехотной дивизии вермахта вышли к Неману уже к 07:30 утра. Сохранились воспоминания бывшего командира 56-й. Датированы они 20 августа 1947 г. и напоминают скорее показания, которые давали в те времена в органах МГБ лица с «подмоченной репутацией». Но как раз этим они и ценны.