Лев Гумилёв - В поисках вымышленного царства

В этом на первый взгляд незначительном эпизоде отразились две линии, оказавшие влияние на ход исторических событий: государственная, определенная общеазиатской политикой, и личная, связанная с характером Тогрула, кераитского хана. Поскольку только сочетание обоих направлений анализа может прояснить картину исторической действительности, придется расчленить их и разобрать поочередно.

Около 1170 г. для всех степняков, способных соображать и оценивать обстановку, было ясно, что над их родиной нависла грозная опасность. Неукротимые чжурчжэни, основав империю Кинь, т. е. «Золотую», стремились к тому же, что 500 лет спустя осуществили их потомки, маньчжуры, — к владычеству над Азией. Но то, что без большого труда осуществили маньчжуры в XVII в., использовав влияние ламаистской церкви, с которой они сотрудничали, в XII в. встретило мощное сопротивление несторианской церкви, уже испытавшей ужас китайских гонений (около 1000 г.). Поэтому все кочевники, за исключением татар, были настроены против проникновения чжурчжэней в степь. Даже монголы, отнюдь не христиане, активно поддерживали несторианский блок. Этих сил было бы достаточно, чтобы остановить агрессора, тем более что главные силы чжурчжэней увязли в Китае, но в самой степи возникли помехи, благодаря которым идея активной обороны осталась неосуществленной.

Разберемся в ситуации. Казалось бы, естественным вождем, вокруг которого могли бы сплотиться кочевые и оседлые христиане, был кара-киданьский гурхан, но Елюй Даши умер, а его наследники оказались в русле политики, направляемой уйгурским купеческим капиталом [249]

Для уйгуров конфликт с Китаем, какое бы правительство там ни свирепствовало, был смерти подобен, потому что они богатели за счет транзитной, караванной торговли и в случае конфликта не получили бы необходимых им товаров. Поэтому-то они направили удар кара-киданей на своих мусульманских конкурентов, на Среднюю Азию, и не финансировали их попыток обратить оружие на восток.

Еще сложнее было положение в Тангуте. Долголетняя война с Китаем стала традицией вражды, но появление мощной чжурчжэньской армии и слишком свободное обращение чжурчжэней с договорными обязательствами вынуждали тангутское правительство пересмотреть ситуацию и поддержать античжурчжэньские силы как на юге, в Китае, так и на севере, в степи. Потому-то и был принят ими кераитский гурхан, т. е. претендент на командование объединенными силами кочевников. Но в самом тангутском царстве не было единой точки зрения, и сторонник союза с Китаем был казнен по требованию чжурчжэней в 1168 г., хотя его противники не добились союза с империей Кинь (Цзинь), против империи Сун и монголов [250].

Но больше всего мешал объединению кочевников тот самый племенной строй, который они изо всех сил отстаивали. И тут пора перейти к личным симпатиям и антипатиям степных вождей, от которых зависела свобода их народов. Ведь каждый из них, вне зависимости от того, понимал он общую ситуацию или нет, имел собственные интересы и хотел только, чтобы они совпадали с общественными. В противном же случае, особенно когда дело шло о жизни, никто не жертвовал собой, точнее, не давал сопернику убить себя лишь ради того, чтобы абстрактная степная свобода не стала через десяток-другой лет жертвой чжурчжэньского властолюбия. Таков был и Тогрул (Тоорил).

Биография Тогрула сложилась крайне тяжело. В семилетнем возрасте его захватили в плен меркиты, и ханский сын толок просо в меркитских ступках, потому что пленников было принято использовать как домашнюю прислугу. Однако его отец сумел напасть на меркитов и спасти сына. Шесть лет спустя Тогрул вместе с матерью попал в плен к татарам и пас там верблюдов, но на этот раз, не дождавшись помощи из дому, бежал сам и вернулся домой. Уже эти два факта указывают, что в кераитской ставке было неблагополучно. Дважды пленить ханского сына враги могли только при попустительстве ханских родственников и вельмож. Это отчасти объясняет ту злобу, которую Тогрул стал испытывать к своим дядям, злопамятность, повлекшую их казнь. Свергнутый снова с престола в 1171 г., он обрел свои права лишь при помощи монгольского вождя Есугэй-баатура, но тут же лишился единственного друга, который в том же году был отравлен татарами. Даже из этих кратких сообщений видно, что в кераитской ставке племенное единство было давно утрачено, а власть держалась на копьях дружинников, направляемых доброй или злой волей своих вождей. Цементировало же распадающийся на части народ только вероисповедание, ибо кераиты были окружены с севера язычниками монголами, а с юга буддистами тангутами. Когда же на западе возникло единоверное найманское ханство, ситуация еще более обострилась.

Враги Тогрула получили точку опоры. С позиций понимания морали и долга, самоочевидных в XII в., никто не мог упрекнуть кераитских вельмож за сочувствие христианскому хану, врагу ненавистных чжурчжэней. В среде кераитов возникла оппозиция Тогрулу, и Инанч использовал ситуацию в своих политических целях: заключил союз с сильными северными племенами: ойратами, жившими на склонах Западных Саян, и меркитами, обитавшими на южных берегах Байкала. По-видимому, ему удалось привлечь в коалицию даже татар, успевших поссориться с чжурчжэнями и завести дипломатические отношения с онгутами, или «белыми татарами», потомками храбрых шато, кочевавших у китайской стены, между Ордосом и Хинганом.

Тогрул оказался в изоляции и был вынужден искать поддержку у монголов, но этот народ переживал тяжелую эпоху распада и не представлял уже единого целого. Большая часть монголов, руководимая родом тайджиутов, находилась в дружбе с найманами и не спешила на помощь незадачливому кераитскому хану. Но другая часть, сплотившаяся вокруг сына Есугэй-баатура, Тэмуджина, принявшего в 1182 г. титул Чингисхана, поддержала Тогрула. Причины столь неожиданного оборота событий настолько существенны, что нам придется провести специальный анализ социальных сдвигов, которые их породили. Пока же ограничимся констатацией того факта, что Тогрул и Тэмуджин пошли даже на то, чтобы заключить временный союз с Алтан-ханом, как они называли чжурчжэньского императора, переводя китайское наименование империи Кинь (совр. чтение Цзинь) на монгольский язык.

В 1183 г. союзники использовали бедственное положение татар, на которых напали регулярные войска чжурчжэней, чтобы отучить этих грабителей от постоянных набегов. Тэмуджин и Тогрул ударили по отступавшим татарам, убили их вождя, разделили пленных и вдобавок получили в виде благодарности за помощь китайские звания, принятые в чжурчжэньской империи Кинь [251]. С этого времени Тогрул стал ваном, а так как слово «ван» — царь — было кочевникам непонятно, то они прибавили к нему известное слово «хан». Так получился титул Ван-хан, что европейцами воспринималось как «царь Иван» [252] {94} .