Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

— В советском предупредительном сигнале по адресу западных де­ржав, увольнении в отставку Литвинова (3 мая 1939 г.), — сигнале, вос­принятом Гитлером как «показатель переориентации в отношении западных держав», — фюрер усмотрел свой шанс.

— На первых порах Гитлер планировал «ответить» на адресованное 14 мая западным державам советское предложение о включении трех Прибалтийских государств — Эстонии, Латвии и Финляндии — в состав совместно гарантируемых лимитрофов германским заявлением об от­казе от распространения военных действий на Прибалтику и от ущем­ления советских интересов в Польше. Но, сразу же признанное «слиш­ком конкретизированным», это заявление уже несколько дней спустя (30 мая) было заменено декларированием готовности имперского пра­вительства пойти на любое улучшение отношений и на любую велико­душную дружественную предупредительность.

— Передача Советским правительством первого совместного про­екта договора западным державам (2 июня) в тот же день была париро­вана экономической инициативой, с которой Хильгер обратился к Микояну.

— Вслед за прибытием в Москву Стрэнга (9 июня) и передачей да­леко идущего британского проекта пакта (15 июня) последовали заяв­ление Шуленбурга в беседе с Астаховым (17 июня) о максимальной готовности его правительства идти навстречу по всей линии, при этом германский посол благоразумно обошел молчанием указание Риббент­ропа о постановке далеко идущих вопросов — таких, как «Япония, Польша, германо-советские договоры», а также его зондаж у Молотова (29 июня).

— После того как в первой половине июля Гитлер на какое-то время потерял надежду на то, что будет услышан в Москве, он под влиянием информации о начале военных переговоров в Москве решился на совер­шенно открытое проявление инициативы относительно установления двусторонних контактов, подходящие рамки для которой предоставила советская готовность к началу экономических переговоров [1309]: 24 и 26 июля Советскому правительству был предложен проект сближения в три этапа с целью достижения «общности внешнеполитических инте­ресов». Документ предусматривал согласование интересов двух стран в Польше и Румынии, отказ германской стороны от Финляндии и от час­ти Прибалтики — другими словами, далеко идущее сбалансирование двусторонних интересов «по всей линии от Балтики до Черного моря и Дальнего Востока».

— Перед лицом предстоявшего отъезда западных военных миссий в Москву Риббентроп 30 июля взвешивал возможность в открытую обра­титься к советской стороне с предложением о «разделе Польши... и ли­митрофов», причем территория севернее широты Риги должна была стать русским «жизненным пространством», а все, что южнее ее — гер­манским.

— После обнародования состава западных военных миссий (1 авгу­ста) имперское правительство на высоком официальном уровне (Риб­бентроп 2 августа, Шуленбург — 3 августа) косвенно информировало Советское правительство о планах Гитлера в отношении Польши, по­обещав учитывать советские интересы в Польше, во всем прибалтий­ском регионе, включая Литву, и на Дальнем Востоке. Наряду с этим, учитывая приближавшуюся польскую кампанию, германский эконо­мический посредник советского представительства в Берлине выдви­нул предложение о подписании политического «секретного итогового протокола» к запланированному экономическому соглашению (3 авгу­ста) — первый случай выдвижения предложения о включении секрет­ного протокола в германо-советские договоры.

— В день прибытия западных военных миссий в СССР (10 августа) Риббентроп конкретизировал германские представления и в качестве компенсации за советский отказ от трехстороннего соглашения недвус­мысленно предложил разделить Польшу между Германией и Совет­ским Союзом.

— Вдень начала военных переговоров в Москве (11 августа) Риб­бентроп велел передать Советскому правительству обещание любых гарантий желаемой им безопасности.

— На адресованное западным державам советское требование со­вместной оккупации стратегически важных портов, полуостровов и ос­тровов на финском, эстонском и латвийском побережьях Балтийского моря, прохода советских войск через Литву, Восточную Польшу, Гали­цию и Румынию и совместного закрытия устья Дуная и блокады Босфо­ра (14 августа) Риббентроп незамедлительно (15 августа) «ответил» направленным Советскому правительству далеко идущим заявлением, в котором заверил его в мирном характере германских намерений и по­обещал скорое и полное разрешение любых сколько-нибудь спорных вопросов, которые могли бы возникнуть на всем пространстве от Бал­тийского до Черного моря. Он вызвался нанести визит в Москву, чтобы в этот «исторический поворотный момент... заложить фундамент окон­чательного урегулирования германо-советских отношений».

— В то самое время, когда московские военные переговоры в ожидании ответа западных правительств на советские вопросы бы­ли прерваны, Риббентроп направил наркоминделу Молотову пакет предложений, предполагавший заключение пакта о ненападении сроком на 25 лет, совместные гарантии Прибалтийским государст­вам и германское воздействие на Японию. Вслед за этим 19 августа Советскому правительству был вручен германский проект пакта о ненападении, а также было направлено новое заявление Риббент­ропа о том, что он хотел бы, имея на руках все необходимые пол­номочия Гитлера, «исчерпывающе и окончательно» отрегулировать в Москве «весь комплекс вопросов». При этом предлагалось «сферы интересов» обеих сторон зафиксировать в «специальном дополни­тельном протоколе» к пакту о ненападении. Итак, германская сто­рона предложила включить территориальные вопросы в желанный политический протокол.

— 20 августа, накануне окончательного возобновления военных переговоров, Гитлер лично вмешался в вяло протекавший германо-со­ветский обмен мнениями. Его личная телеграмма «господину Сталину» застала Советское правительство в разгар нового тура безуспешных пе­реговоров с западными военными делегациями. Этой прямой инициа­тивой рейхсканцлер, не считаясь с подготовительными усилиями работавших в России дипломатов, с одной стороны, и ведомством ино­странных дел — с другой, пообещал Сталину «переориентировать гер­манскую политику в долгосрочной перспективе». Его личное обязательство сделать «все необходимые выводы» из этого якобы пол­ного поворота германского внешнеполитического курса призвано было устранить последние возражения Сталина, который после такого заве­рения уже не остался глухим к просьбе фюрера принять 22 или 23 авгу­ста его министра иностранных дел для «составления и подписания пак­та о ненападении, а также протокола». Эта инициатива Гитлера сыграла решающую роль в появлении на свет германо-советских дого­ворных документов в их окончательном виде.