Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

От имени Коммунистического Интернационала — второй опоры советской внешней политики — его секретарь Георгий Димитров, про­живавший после Лейпцигского процесса в Москве, опубликовал в газе­те «Правда» вызвавшую большой интерес статью, в которой объявил о создании интернационального единого фронта народов всех стран про­тив фашизма [216]. Германия, как утверждал Димитров, хочет превратить Прибалтийские государства в плацдарм для борьбы против Советского Союза и отторгнуть от него Украину, и западные буржуазные прави­тельства помогают Германии. Только антифашистское движение на­родных масс способно помешать этому.

Одновременно в журнале «Большевик» [217]Димитров опубликовал поразительно точную в хронологическом отношении программу гер­манской агрессии, которая ожидала Европу в последующие годы. Нападение Германии на Советский Союз стояло в этой программе на восьмом месте и предполагалось осенью 1941 г.

Опасность, исходившая от Германии и Японии, вне всякого сомне­ния, определяла внешнеполитическое мышление и действия Совет­ского правительства. Подобные наблюдения дали повод германскому послу в первом после Мюнхенского соглашения политическом отчете [218]от 18 ноября 1938 г., направленном в министерство иностранных дел, высказать мнение, что «во взглядах Кремля изменений не произошло», «коллективизм, Лига Наций и мысль о народном фронте, таким обра­зом, по-прежнему остаются основами внешней политики Советов... Высшим принципом этой политики является борьба с фашизмом и ук­репление обороноспособности Советского государства»... В условиях «капиталистического окружения Советского Союза» в Кремле призна­ют, что «рассчитывать придется на собственные силы». Вывод Кремля состоит в необходимости «создания сильной Красной Армии».

Отчет посла явно имел целью насторожить и припугнуть. Берлину он должен был напомнить о том, что Советское правительство неизмен­но придерживалось стратегии коллективной безопасности против воз­можной агрессии и в полную силу наращивало свою военную мощь. Именно на фоне этого соперничества двух вооружающихся систем представлялась (правда, относительная) возможность — то была ос­новная мысль Шуленбурга — «снижения напряженности на экономи­ческой основе» [219]. Подобное скрытое предложение — вместе с признанием им частичной однородности и функциональной аналогии обеих тоталитарных систем — основывалось на наблюдении нового, ус­коренного процесса недоверия, которое проявлялось в болезненных формах «осознания капиталистического окружения» вождями обоих государств. В своих отчетах посол старался продемонстрировать гер­манской стороне единообразие и параллельность этого развития как ба­зу для определенных форм взаимопонимания.

Из частной переписки посла видно, что он стремился не к союзу от­верженных тоталитарных режимов против демократического мира, а, скорее, питал надежду, что западные державы постепенно преодолеют свою сдержанность и в качестве стабилизирующего фактора включатся в скрытый германо-русский конфликт. В этом же смысле он стремился воздействовать и на своих западных коллег, находящихся в Москве. В те дни он имел длительную беседу с Чарльзом Уиллером Тейером, мо­лодым эрудированным американским вице-консулом, интеллекту­альные способности которого Шуленбург высоко ценил; подобные контакты он рекомендовал также своим сотрудникам [220]. После разгово­ра с Тейером Шуленбург 20 ноября 1938 г. в частном порядке писал в Берлин: «Ты, возможно, читала, что посол Вильсон был вызван между тем в Вашингтон «для отчета» и что наш посол в Вашингтоне Дикхоф получил приказ «с той же целью» приехать в Берлин. Мы здесь пока не знаем, что за этим кроется, но это походит на скандал, который, конеч­но, не пойдет на пользу. Следует ждать дальнейшего развития событий. Тем не менее я полагаю, что другие державы должны наконец в данной ситуации начать делать что-то действительно полезное. Возможно, в таком случае и возникнет неожиданно быстрое решение, которое иначе может заставить ждать себя еще очень долго» [221]

Озабоченность Шуленбурга относительно дальнейших внешнепо­литических шагов Германии касалась прежде всего процессов развития в Польше и вокруг нее. В то время как германский посол в Москве про­должал оставаться в неведении, Советскому правительству из соседних государств — Польши и Японии — поступала конкретная информа­ция [222]. Она свидетельствовала о стремлении Германии склонить Поль­шу к совместной борьбе против СССР, прежде всего за Украину [223]. По мнению Советского правительства, оно располагало доказательствами того, что подобные действия Германии одобрены западными держава­ми [224]. Возрастающее равнодушие в отношении Польши, проявленное западными державами после Мюнхена [225], казалось, подтверждало это. Из-за особой актуальности польского вопроса пришлось отложить реа­лизацию главной цели Советского правительства — создание дейст­венного коллективного фронта борьбы против «фашистской агрессии».Сохранилась возможность обеспечения безопасности Поль­ши на двусторонней основе.

Польское правительство пошло навстречу Советскому Союзу: оно посчитало себя, как не без умысла сообщил посол Шуленбург в мини­стерство иностранных дел, «действительно вынужденным... искать поддержку в другом месте» [226]. По словам Шуленбурга, польский посол в Москве В. Гжибовский с октября 1938 г. прилагал усилия к тому, чтобы начать подобные переговоры. Литвинов просил, как сообщил Гжибов­ский Шуленбургу [227], дать время на обдумывание.

Советскому правительству между тем поступали тревожные сооб­щения. 18 октября советник германского посольства в Варшаве Ру­дольф фон Шелия [228]в беседе с вице-директором политического департамента министерства иностранных дел Польши Т. Кобылянским выяснил, что Польша при определенных условиях готова «высту­пить на стороне Германии в походе на Советскую Украину» [229]. Это сообщение вскоре попало в Москву. 24 ноября Чемберлен, Галифакс, Даладье и Боннэ во время парижских совещаний обсуждали с неприят­ным для советской стороны равнодушием очевидное намерение немцев нападением на Украину «начать расчленение России» [230]. Нет ничего удивительного в том, что при таких обстоятельствах 24 ноября Литви­нов ухватился за польское предложение о переговорах.

Между тем польский посол в Берлине Ю. Липский в своей второй беседе с Риббентропом (17 ноября) по поручению министра иностран­ных дел Бека ответил недвусмысленным отказом [231]на предложение не­мцев об «общем урегулировании» спорных, с точки зрения Германии, проблем. Таким образом, испытывая давление своих мощных соседей, Польша старалась балансировать между Германией и Россией и искала более тесного сближения с западными державами [232].