Яна Седова - Великий магистр революции

[16] В 1910 г. Марков начал говорить, что «русский народ в его массе не желает стать подчиненным рабом иудейского паразитного племени». За это он был лишен слова, и тут-то он и поздравил Думу. В стенограмме дальнейшее выглядело так:

«Крики: «Вон! Вон! Исключите его!»

Марков кричит октябристам: «Вы — шабесгои!»

Крики: «Вон! Исключите!»

Марков кричит: «Жидовские наемники!»

Общее волнение».

Кн. Волконский исключает Маркова на 15 заседаний.

Марков: «Вам угодно было зажать рот голосу русского человека в угоду презренного жидовского племени. Я рад с вами расстаться на 15 заседаний, жидовские прихлебатели».

[17] Когда Марков 2-й говорил: «Я сделал это сознательно», он имел в виду не то, что сознательно вызвал скандал, а что сознательно назвал Родзянку «болваном» и «мерзавцем». Воейков с замечательной наивностью пишет, что, защищая оскорбленных с кафедры «высоких лиц», Марков подразумевал его — Воейкова. Наверное, Марков все-таки говорил об Императрице или по крайней мере о правительстве.

[18] Кадетами был пущен слух, что Шуваев после этой речи поблагодарил Милюкова. Слух невероятен уже потому, что Милюков в своей речи 1 ноября 1916 г. нападал, в том числе, и на Шуваева, слова которого «Я, может быть, дурак, но я не изменник» стали лейтмотивом милюковского выступления «что это, глупость или измена?».

[19] Очень интересные выводы можно сделать из сравнения пересказа этой беседы, сделанного Великим князем, и соответствующей главы книги Шульгина «Дни». По Шульгину, к Великому князю пришли он и Н. Н. Львов и только слушали Великого князя. Николай Михайлович, записавший о встрече сразу после ее окончания, говорит, что Шульгин пришел с Терещенко и оба были настроены вполне определенно: «Какая злоба у этих двух людей к режиму, к ней, к нему, и они это вовсе не скрывают, и оба в один голос говорят о возможности цареубийства!». Вместо Н. Н. Львова «с бесконечно доброй улыбкой и глазами фанатика» — масон-заговорщик Терещенко, друг Гучкова. Шульгин сам рассказывает, как 3 марта 1917 г. во время совещания на Миллионной, когда решалось отречение от престола Великого Князя Михаила, Терещенко знаками предложил Шульгину выйти в соседнюю комнату, где сказал ему: «Василий Витальевич! Я больше не могу… Я застрелюсь… Что делать, что делать?..». Если Терещенко из множества «всероссийских имен», заседавших вместе с ним, вызвал для таких вопросов не кого-то из друзей (Гучкова или Некрасова), а Шульгина, то это наводит на мысль об их близком знакомстве. Шульгин называет Терещенку «очень милым и симпатичным», дает ему подробную сочувственную характеристику. В 1970-х гг., когда Шульгин жил во Владимире и к нему ездили все видные советские историки, он распинался перед ними, расписывая свою предреволюционную дальновидность и глупость современников. Это все наводит на мысль, что Шульгин не так прост и наивен, как кажется, а ведь февральская революция часто описывается по его книге! Шульгин, хоть в заговор посвящен и не был, не мог не заметить подготовку к перевороту, и, не приглашенный к участию, предпочел при первом же случае подтянуться к заговорщикам, если они победят. Весьма популярная для февральской революции модель поведения.

[20] Там же, с. 315. Странно вообще говорить о голоде в России, если, как пишет Шляпников, «в стране были довольно крупные запасы хлеба. Урожай 1916 года, принимая во внимание недосев, все же давал излишек в 444 миллиона пудов хлеба. Запасы прошлых лет исчислялись в сумме до 500 миллионов пудов. Менее благополучно было дело с маслом, сахаром и крупой. Сравнительно благополучно было с мясом. Убыль скота была менее предполагавшейся». Это все происходило благодаря прекращению экспорта продовольствия. Мысль о «продовольственном кризисе» в феврале 1917 г. в связи с этим выглядит не только надуманной, но и продуманной.

[21] Начало телеграммы Хабалова Алексееву 27 февраля 20.10: «Прошу доложить его императорскому величеству, что исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не мог».

[22] Ген. Курлов пишет, что при известии о начале революции «ясно представил себе моего старого однополчанина А. Д. Протопопова, произносящего в своем кабинете длинные монологи и не могущего ни на что решиться…».

[23] Кстати, ген. Беляев 22 февраля на совещании предложил для предотвращения беспорядков развести мосты через Неву. Интересно, он знал, что зимой Нева замерзает?

[24] Как пишет Керенский, возражали им против неподчинения Императорскому указу Родзянко «и, несколько неожиданно — Милюков». Ничего неожиданного в Милюкове нет: как обычно, у масонов — одни цели, у немасонов, независимо от их политических разногласий — другие.

[25] Собственно говоря, Маяковский датирует свой поход к Думе 26 февраля, но он, вероятно, ошибается, потому что все данные за то, что толпа вошла в Думу днем позже.

[26] В литературе распространено мнение, что Псков был ловушкой, подготовленной для Николая II. На самом деле никто не мог предсказать, что Государь направится именно туда. Никто не мог знать, что Рузский перейдет на сторону заговорщиков. Очевидно, что все их усилия были направлены на то, чтобы как раз не пропустить императорский поезд во Псков, другими словами чтобы полностью изолировать Государя.

[27] «Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом, — говорилось в этой телеграмме. — Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому министерства внутренних дел и Государственной думе. Гражданская война началась и разгорается. <���…> Если движение перебросится в армию, восторжествует немец <���…>».

[28] В 1925–1926 гг. Шульгина таким же образом провезла по СССР псевдомонархическая организация «Трест», созданная, по всей вероятности, ОГПУ. Поездка была организована с целью добиться от Шульгина искреннего описания преимуществ нэпа и счастливой советской жизни. Он написал требуемую книгу «Три столицы», но так и не понял, что имел дело с чекистами.

[29] Временный комитет, как видно по всем свидетельствам, отлично знал о поездке Гучкова. Не знал о ней, вероятно, один Шидловский (может быть, он заснул, пока Гучков убеждал Комитет в необходимости отречения?).

[30] К такому человеку приехал Государь!

[31] Не менее красноречиво Государь объяснил невозможность ответственного министерства Воейкову: «Государь ответил, что, во-первых, всякая ломка существующего строя во время такой напряженной борьбы с врагом привела бы только к внутренним катастрофам, а, во-вторых, уступки, которые он делал за время своего царствования по настоянию так называемых общественных кругов, приносили только вред отечеству, каждый раз устраняя часть препятствий работе зловредных элементов, сознательно ведущих Россию к гибели»