Неизвестен Автор - Как строился и заселя

Подобная роскошь несколько уравновешивалась чрезвычайной дешевизной тогдашней жизни: фунт мяса, например, стоил при Елисавете Петровне от 2 до 3 копеек, хлеб французский 2 коп. фунт. На Б. Морской можно было иметь квартиру за 1р. 50 к. в месяц. "Трактирщик Рейс, живший в Б. Мещанской" (нынче Казанская ул.), отпускал кушанья по 4 коп. за порцию, "а от него из дому по 5 коп." "Трактирщик Дюмидо", столь же славный и знаменитый и посещаемый аристократией, как и нынешний Кюба, "держал ординарный стол по 50 коп. с человека, и только "особливый стол" у него (вероятно, с вином и всевозможными деликатесами) обходился по 1 рублю и по 6 руб. с персоны.

При этом существовали способы питаться совершенно даром, и при том самыми изысканными обедами.

Многие вельможи считали особым шиком держать "открытый стол". А это значило, говоря другими словами, кормить в своем доме встречного и поперечного, кто бы ни пришел. Обед готовился в огромном количестве блюд, и хозяин никогда не спрашивал, кто у него обедает. И приходили обедать, действительно, прямо с улицы, такие господа, которые хозяина никогда и в лицо не знали, ни прежде, ни потом.

При Екатерине II ходили ежедневно обедать в царскую кухню некие морские офицеры. Они были щедры и платили царской челяди по 25 коп. за обед, но, вероятно, просто лишь для поддержания собственного достоинства. Одно было при этом неудобство: вследствие особых придворных обстоятельств обедать давали в 12 часов дня, а не позже. Но офицеры, вероятно, думали: "лучше рано, чем никогда!"

Екатерина II сначала об этом не знала, а когда ей донесли, то она спросила: "кто эти обедальщики?" Узнав, что это "флотские офицеры" (о деньгах умолчали!), она благодушно заметила: "Я так и думала! У моряков науки много, а денег мало. Пусть их кушают. Прикажите только, чтобы они на кухню не весь флот вдруг приглашали!"

Роскошные замашки петербуржцев были сильно урезаны и стеснены суровым режимом императора Павла I. Он начал строго преследовать роскошь и "разврат" и особенно беспощаден был ко всему, что напоминало Францию. Так, он запретил ношение круглых шляп, предписав управе благочиния "объявить в городе, чтобы кроме треугольных шляп и обыкновенных круглых шапок никаких других никто не носил".

Запрещено было носить кафтаны и сюртуки с разноцветными воротниками и обшлагами и синие "женские сюртуки" с красным воротником и белою юбкою. Преследовались прически с опущенным на лоб "тупеем" (взбитые волосы).

Уличная жизнь тогда сразу затихла, в особенности после приказа, "чтобы более было учтивостей на улицах". "Неучтивые" жители предпочитали сидеть дома, чтобы избегнуть взысканий. Но и дома сидеть было тяжко: в 8 часов вечера все огни в частных домах должны были быть потушены, и не допускалось ни маскарадов, ни балов. Запрещено было даже танцовать вальс.

Преследуя роскошь, Павел I указал, "чтобы никто не имел за своими экипажами слуг, одетых в гусарское или под другим названием платье, кроме ливрей, каждому классу присвоенных". В этих же видах запрещено было чиновникам носить лакированные сапоги.

Но такое положение вещей тянулось не долго и прекратилось немедленно по кончине императора Павла I. По восшествии на престол императора Александра I петербуржцы совсем потеряли голову от "вольностей": опять разрешено было танцовать, носить тупеи, круглые шляпы и белые юбки, и, в силу реакции, после долгого поста жители столицы предались настоящей оргии всяких непринужденностей. По улицам летели сломя голову кареты, появились самые фантастические костюмы. Какой-то офицер, по рассказу очевидца этих событий, ехал галопом по тротуару набережной и кричал во все горло: "Теперь можно делать, что хочешь!" Неуменье сдерживаться - признак малой культурности тогдашнего общества - проявилось в полном блеске во время этой своеобразной эпохи.

Как нравственная, так и умственная культура двигались тогда вообще не очень быстро.

Правда, в Петербурге еще при Петре Великом была основана академия наук. Петр пожертвовал на нее колоссальную для тогдашнего бюджета сумму в 24 тысячи рублей, но академия долгое время считалась в тогдашнем обществе пустой затеей, пригодной лишь для устраивания фейерверков, сочинения виршей и т. п. Академики, между тем, все-таки дело свое потихоньку делали и нередко пытались знакомить публику с результатами своих исследований и с новейшими открытиями. Так, например, еще в 1741 году объявлялось в академических "С.-Петербургских Ведомостях" для "охотников до физической науки", что профессор Георг Вольфганг Крафт намерен опять нынешнего лета по изданной от него книге публично показывать физические эксперименты о движении, о воздухе, теплоте и стуже, которые от славного в Англии Невтона о свойствах света и цветов изобретены".

К сожалению, мы не знаем, много ли находилось в Петербурге "охотников до физической науки", и наполнялась ли аудитория проф. Крафта во время этих первых в России публичных лекций.

При Павле I эти лекции уже значительно развились, и, наверное, увеличился контингент посетителей. Летом 1798 года в академии наук происходили уже следующие, например, "публичные на российском языке наставления" по энтомологии (академик Озерецковский), ориктогнозии (систематической минералогии) - Севергин, теоритемской химии по Лавозьевой системе и о металлах - (Захаров) и по физико-математике (Гурев).

При Екатерине II у нас началась периодическая журналистика, в которой, как известно, сама государыня принимала большое участие. Стали выходить журналы: "Всякая всячина", "И то и сё", "Ни то ни сё", "Ежемесячные сочинения", "Трутень" и пр. А до Екатерининской эпохи петербуржцы пробавлялись сухими академическими "С.-Петербургскими Ведомостями", лучшую и наиболее живую часть которых составляли частные объявления. По этим объявлениям можно довольно хорошо проследить всю тогдашнюю жизнь, привычки, вкусы, взгляды общества. Объявления писались курьезным, совершенно еще невыработанным, языком. Например: "Продается безпорочная бурая лошадь"; "Оставлены в забытии в Зимнем дворце на лесенке Англинские золотые часы"; "Лучшие моськи продаются против мясного ряда, идучи в Ямскую" и т. д.

И на каждом шагу среди этих объявлений попадаются ужасные, режущие глаза, объявления о продаже людей! Странно, дико читать подобные объявления:

"Продается повар с женою и малолетней дочерью".

"В Большой Коломне, в каменном доме под № 285 продается мальчик, знающий чесать волосы, и дойная корова".

"Продается молодых лет доброго поведения девка, недавно привезенная из деревни. Видеть ее можно по Воскресенской улице в доме под № 29".

"Продается за излишеством женщина 37 лет".

Везде и всюду в объявлениях "Ведомостей" сквозит этот отвратительный, гнусный взгляд на "черного" человека, как на скот, который даже сам не может "ехать", но которого "привозят". И тут же совершенно обратный взгляд на "вельмож"; "В доме его высокопревосходительства, господина тайного советника такого-то продается то-то". "О цене узнать от дворового человека его сиятельства, князя такого-то". Даже в кратких объявлениях не могли обойтись без этого свойственного духу тогдашнего времени низкопоклонничества: без этих превосходительств, имен и отчеств всеми буквами. Даже о животных, принадлежавших этим господам, выражались совсем особо, лучше, чем о простых людях. В одном объявлении мы, например, читаем: "По Галерной улице из дома его сиятельства князя Платона Александровича Зубова ушла собака большого росту", а рядом: "сбежал дворовый человек Иван Осипов, а приметами он: росту небольшого, глаза имеет быстрые". Собака "ушла", а человек "сбежал"!