Жан-Ноэль Робер - Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений

Для великих государственных мужей, например Катона, именно простая сельская жизнь давала силу характера, упорство, добродетели, необходимые, чтобы превратить Рим в столицу мира. И все эти великие римляне оставались верными своей родной земле, которую старались навестить, едва позволяли дела. Ибо римлянин всегда оставался близок к природе. Катулл воспел свою радость от возвращения в родной город Сирмион на озере Гарде:

Эту любовь к природе, это наслаждение, испытываемое при чувстве единения с ней, никто не смог воспеть лучше, чем Вергилий. Его жизненный путь — путь настоящего римлянина. Он родился в 70 году до н. э. в районе Мантуи, в сельской местности, где холмы редки и в основном каменисты, возле ручья, омывающего плодородные равнины; он рос в союзе с природой, а воспитание, которое он получил в маленьких городах своей земли, никогда не позволяло ему забыть родные пейзажи. Рим очаровал его, но все же он не остался в Риме и вернулся на свою «малую родину». Вергилий воспевает природу, и каждое его стихотворение, неся отпечаток той искренности, которую сообщает подлинность, позволяет нам почувствовать наслаждение, испытываемое им при виде любимой им сельской местности. Размытые контуры холмов возбуждают его воображение. Он блуждает по равнине, где в реках плавают белоснежные лебеди, где плодородные поля, разделенные живыми изгородями, питаются водами ручьев, где какой-нибудь крестьянин, подобно Мелибию, «прививает груши, рассаживает лозы». Вся поэзия Вергилия наполнена подобными сельскими сценками: пастух тащит козу, которая «только что скинула двойню, стада надежду»; жнец, истомленный изнуряющей жарой, «в тени шелковистого бука» ест «чабер и чеснок, душистые травы»; садовод «под высокой скалой, на приволье», поет свои песни, а ему вторят «голуби в роще и неустанно стенает на соседнем горлинка вязе». Без труда можно представить поэта, медленно погружающегося в мистическое время сумерек, когда все фибры души пропитываются чарами наступающего вечера. «Уж в отдаленье… задымились сельские кровли, и уж длиннее от гор вечерние тянутся тени». А «в доме у нас и очаг, и лучины смолистое пламя жарко горит»; там ждут крестьянина его жена и «милые детушки», которые повиснут у него на шее, осыпая его поцелуями.

Несомненно, Вергилий выражал то, что другим достаточно было чувствовать, ибо все эти крестьяне, приходившие на протяжении веков искать прибежища в Рим, теснившиеся там в сдающихся внаем домах, хранили в глубине души тоску о полях, о своей ферме, какой бы маленькой и бедной она ни была, о том месте, где вся семья собиралась вечером вокруг Лар и Пенат вместо того, чтобы рассеяться и потеряться в огромных, лишенных какого бы то ни было лица городских домах.

Часто римляне — как самые бедные, так и самые богатые — уезжали навестить свою родную провинцию — конечно, при условии, что там было кого навещать. Римляне вообще путешествовали много и часто — скорее для удовольствия, чем из обязанности. Античная жизнь, очень централизованная, много раз в году давала повод приехать в Рим: или для участия в играх во время какого-нибудь праздника, или для участия в ежегодных выборах магистратов, проходивших летом. Но поводы для путешествия могли быть и другими. Политики любили ездить по Италии: они посещали своих клиентов и пытались завоевать себе голоса на предстоящих выборах. В то время существовал уже и туризм в нашем смысле этого слова, а медлительность транспортных средств совершенно не обескураживала путешественников. Разумеется, столь дорогое удовольствие могли доставить себе только самые богатые. Особенно в моде были несколько мест: летом высшее общество посещало Тибур, Пренесту или Тускулум; зимой огромным успехом пользовались Тарент и Байский залив. В прибрежных городах отмечался такой упадок нравов, что Цицерон писал: «Ни один институт предков не может там сохраниться неизменным».

Любовь к путешествиям заставляла граждан позабыть о своем долге. Военные трофеи и импорт, стимулирующий потребность в роскоши, а также само очарование этих мест порождали искушение отдаться расточительности и праздности. Общественное мнение запрещало добродетельной женщине ездить, например, в Байи — дабы не потерять свою добродетель. Жизнь на этих курортах по преимуществу протекала по ночам. Днем приезжие отдыхали, а с наступлением вечера все оживало. Бухты заполнялись многочисленными разукрашенными лодками с элегантными красавицами. Носовая часть лодок была посеребрена или позолочена. Весла блестели перламутром и серебряными пластинами. Паруса из пурпурного и белого, очень тонкого льна смущали взор эротическими фигурами. На маленькой мачте на корме развевалась на ветру длинная полоска ткани. Галантные дамы и кавалеры ужинали на воде, слушали музыку, распевали похотливые песенки, в это время на суше некоторые особо пылкие красавицы забывались в объятиях какого-нибудь случайного любовника. Марциал назвал Байи «брегом златым счастливой Венеры».

Но при том Байи был курортным городом. В моду входили термальные воды. Многие врачи прописывали эти спасительные поездки для здоровья тела — но, увы, душевное здоровье там терялось! (Между прочим, именно в Байи император Август каждый год лечил воспаление седалищного нерва.) «Там наслаждению предаешься от всего сердца, — писал Сенека, — там словно само место требует вести себя разнузданно… Эти пьяницы, блуждающие по берегу, гребцы в лодках, оглашающие пением и музыкой бухту, и все эти безумные наслаждения, нарушающие всякий закон, — разве это необходимо?» Похоже, да, поскольку курортные города служили настоящими храмами наслаждений. Клиентура в них самая разнообразная, и часто бывает, что рядом с военными, приехавшими излечить свои раны или настоящими больными оказывались люди совершенно здоровые, приехавшие лишь для того, чтобы, наоборот, растратить свое здоровье. Так ведут себя и те, кто приезжает на трехнедельное лечение и останавливается в более или менее комфортабельных гостиницах, и те, кто на своей великолепной вилле или на вилле друга живет на курорте весь сезон.

В моде были и более далекие поездки. Уже в эпоху Античности существовали путеводители, содержавшие сведения о крупных, наиболее посещаемых городах. Семь чудес света, Греция, Малая Азия (особенно Смирна и Эфес), острова Делос, Кипр, Самос, Родос, а также Сицилия, Галлия, Египет были среди мест, наиболее посещаемых богатыми путешественниками, которые не упускали случая нацарапать свое имя на исторических памятниках. Император Адриан был в числе таких путешественников. Страсть императора к путешествиям была столь велика, что его упрекали за то, что он слишком часто уезжал из Рима. Между 124 и 134 годами он посетил Галлию, Бретань, Испанию, Мавританию, Грецию, Сицилию, Малую Азию, Сирию, Аравию и Египет. Его вилла в Тибуре сохранила воспоминания об этих многочисленных путешествиях.